– А вам не кажется странным, что шулер решил пойти на грабеж? Да еще не побоялся руки в крови испачкать.
– Ну, возможно, его обычное дело перестало приносить нужный доход. Или бабенка новая появилась – с запросами побольше, чем предыдущая. Что, скажете, невозможно?
– Возможно-возможно, – поспешно согласился Феликс Янович, – да только все равно странно. Пойти на грабеж – одно. А вот жизнь загубить – тут нужно особый склад натуры иметь. Убийство-то, как вы говорили, случайным не было.
– Все вы странности примечаете, – буркнул Кутилин. – Лучше на пользу вашу смекалку примените. Вот где, на ваш взгляд, Васька Перец мог спрятать украденное?
– В этом не помогу, – покачал головой Феликс Янович. – Потому что, признаюсь, склонен верить в невиновность Перца. Мне кажется, он случайно попал в эту историю. То есть, конечно же, не совсем случайно. Если бы не жадность и не желание присвоить чужую вещицу, то для него все бы обошлось. Но он не убивал.
Кутилин тяжело вздохнул. Он уже успел убедиться, что подобные версии из уст Колбовского, к сожалению, часто вызывают за собой долгое и хлопотливое расследование.
– Вы, небось, еще и почерк его захотите посмотреть, – после паузы сказал Петр Осипович. – Эх, в наказание вы мне даны, Феликс Янович. Ей-богу, в наказание за все мои грехи!
Феликс Янович скромно промолчал. Настроение Кутилина несколько скисло – подобно постоявшему молоку, но Колбовский знал, что это пройдет, как только старая ищейка возьмет новый след.
*
На следующий день после службы Феликс Янович совершил два давно задуманных, пусть и отложенных предприятия. Во-первых, еще раз дошел до дома Рукавишниковых, дабы подтвердить выпестованную теорию. Теория подтвердилась, и потому обратно Колбовский возвращалась в куда более воодушевленном настроении – так что даже ворчание Авдотьи по поводу испорченного грязью мундира и загубленных штиблет не нарушили его боевой настрой.
Торопливо переодевшись в легкое серое пальто и даже не позаботившись о пятнах на брюках, Феликс Янович поспешил в кабинет судебного следователя.
Петр Осипович уже дожидался его. Без слов вручил вошедшему Колбовскому лист бумаги, исписанные кривыми строчками.
– Вот, заставил изложить письменно всю его историю, – буркнул Кутилин. – А вот его старая долговая расписка, как вы просили.
После вчерашнего чаепития судебный следователь все еще пребывал не в духе – мерил нервными шагами небольшой захламленный кабинет. Такое раздражение показывало, что Петр Осипович и сам отнюдь не был убежден в виновности Васьки Перца. Однако как человек русский, а, значит, подверженный частым приступам философской лени, Кутилин очень хотел, чтобы его убедили в собственной изначальной правоте. Ему мечталось покончить с тягостным делом как можно скорее, чтобы снова перейти к благостной уездной тишине, нарушаемой лишь редкими и простыми делами, вроде внезапной кражи поросенка или пьяного хулиганства на соборной площади.
Феликс Янович без приглашения опустился на стул и принялся изучать письменные объяснения злополучного Перца.
– Он очень напуган, – сказал Колбовский, пробежав первые строчки.
– Еще бы! – буркнул Кутилин. – Я уж постарался. Припугнул его каторгой, чтобы он того… облегчил свою участь признанием. Мол, тогда похлопочу о смягчении приговора. Хотя, по совести сказать, за такое я бы не в Сибирь, а прямиком на виселицу отправлял.
– Нельзя, – вздохнул Колбовский, не отрывая взгляда от листов бумаги. – Слишком велика пока вероятность ошибок в следствии. Мы не можем быть уверенными, что каждый раз осуждаем виновного. А вы готовы взять на душу такой грех как казнь невинного?
Кутилин лишь проворчал себе под нос что-то невразумительное. Спор был давний, и все аргументы повторялись уже не по одному разу.
– Этот Василий Перец очень напуган, но он не врет. Посмотрите, его почерк один и тот же – что в долговой расписке, что в его объяснении про брошку. Если бы он что-то скрывал, то мышцы его руки начали бы непроизвольно сжиматься. Это напряжение, над которым мы не властны. Буквы стали бы более резкими, особенно в значимых словах – «брошка», «Рукавишниковы»… Или появились бы небольшие, но заметные разрывы между слов. Этого нет!
– Феликс Янович, признаюсь, я вчера много думал над вашими словами, – перебил его Кутилин. – Готов признать, что в них много правды. Непохож этот Перец на убийцу. Не тот тип. Кишка тонка. Но вы же понимаете, что отпустить его не могу. По крайней мере, пока не найдем чего-то более реального, чем ваши рассказы про его почеркушки.
– Понимаю, – кивнул Колбовский. – Потому пришел к вам не с пустыми руками. Я догадываюсь, где могут быть украшения Аглаи Афанасьевны.