– Чем обязан? – повторил он, хотя и понимал, что повторенный вопрос звучит глупо.
Кто-то из полицейских насмешливо хмыкнул за его спиной.
– Скажите, как хорошо вы знаете Егора Мартыновича Бурляка?
Этого вопроса Феликс Янович не ожидал.
– Я? Не могу сказать, что слишком хорошо. Скорее, шапочно.
– Да? А, меж тем, еще вчера в участке вы утверждали, что он ваш близкий друг! – глаза Конева смотрели цепко и подозрительно.
– Я? Позвольте, я не говорил такого! – возразил Феликс Янович, уже понимая, что исправник пытается смутить его.
– Разве? – Конев нарочито изобразил удивление. – Тем не менее, вы прибежали его проведать и были очень взволнованы. С чего бы это?
Феликс Янович счел за лучшее промолчать.
– Давайте разберемся, – продолжил Конев, ничуть не смущаясь отсутствием ответа. – Кто же вы ему все-таки? Шапочный знакомый или близкий друг и… соучастник?
– Соучастник? – Колбовский почувствовал, что почва уходит у него из под ног.
– Мне известно про ваш вояж в дом Рукавишниковых, – уже без обиняков сказал Конев. – Вместе с обвиняемым вы вломились в дом убитой девицы и провели там не меньше получаса. Что вы там делали?
– Позвольте я сяду, – голова Феликса Янович кружилась, поскольку он пытался думать сразу о том, как ему не подставить под удар Петра Осиповича, дать внятные объяснения Коневу и – главное! – как после всего этого смотреть в глаза Аполлинарии Григорьевне. Если история с его незаконным проникновением в дом Рукавишниковых всплывет, то телеграфистка либо подаст заявление об увольнении, либо – добьется его увольнения. И, сказать по чести, Феликс Янович, не знал, что хуже. Ибо в первом случае его до конца жизни будет мучить совесть за то, что он лишил госпожу Сусалеву единственного смысла ее существования – службы на почте.
– Я рад бы не позволить, но это ваш кабинет, – недобро усмехнулся исправник.
Феликс Янович опустился на краешек стула и спиной ощутил, как подступили ближе праздно стоявшие до этого полицейские. Несомненно, Конев велел им это сделать, чтобы обвиняемый сразу почувствовал себя под конвоем.
– Не буду отрицать, что мы были в доме Рукавишниковых, – начал Феликс Янович.
– Это очень хорошо, – кивнул Конев. – Чем быстрее мы решим этот вопрос, тем скорее найдут замену на ваше место. Вы же не хотите, чтобы наши горожане остались без писем и журналов?
Колбовский предпочел не заметить глумления, хотя сердце отчаянно билось. Еще никогда в жизни Феликса Яновича не обвиняли в нарушении закона. И лишь глубокая уверенность в необходимости совершенных действий придала ему сил.
– Мои цели были исключительно благие, – продолжил Феликс Янович. – И действовал я только во имя соблюдения закона и справедливости.
– Впервые слышу, чтобы во имя закона действовали незаконно, – желчно сказал Конев, и полицейские за спиной Колбовского хохотнули.
– Необходимо было убедиться в том, что никакого ограбления на самом деле не было, – продолжил Феликс Янович. – В доме я всего лишь осмотрел место действия. И не более. Я ничего не трогал и не забирал с места преступления. Но осмотр подтвердил мою догадку. И позже я смог ее высказать господину Кутилину. И указать вероятное местонахождение украденных вещей.
– А судебному следователю не показалось странным, что вы так легко угадали, где эти вещи припрятаны? – нежным голосом спросил Конев.
– Об этом вам лучше спросить непосредственно у господина Кутилина, – вежливо ответил Колбовский.
– Непременно! – кивнул исправник. – А пока объясните, почему из всех возможных людей вы позвали с собой именно Бурляка?
– Вы заблуждаетесь, – твердо ответил Колбовский. – Мы столкнулись уже там, совершенно случайно.
– Случайно?! – Конев резко сменил тон – с мягкого на резкий и тревожно громкий, как неурочный звон колокола. – За дурака меня держите?! Случайно столкнуться на месте преступления – это надо очень постараться! Нет, все было совсем иначе!
– И как же все было, на ваш взгляд? – осторожно спросил Феликс Янович.
Он уже догадался, что у Конева были не столько доказательства, сколько пустые догадки. Не доверяя новейшим методам криминалистики, исправник хорошо знал человеческую природу. Напор и блеф по-прежнему отлично работали на неопытных и недостаточно циничных преступников. Однако здесь у Конева вышел небольшой просчет: Феликс Янович преступником не был, и становиться не желал.
– У меня есть несколько версий. Надеялся, вы как раз поможете мне определиться – какая из них более верная, – исправник определенно тянул время. – Версия первая. Вы с Егором Бурляком заранее придумали, как ограбить бедную Аглаю Афанасьевну. Однако в ту ночь все пошло не по плану. Аглая Афанасьевна почему-то не уснула крепким сном и услышала шум. И поэтому ваш исполнитель – недотепа Бурляк – убил ее. А настоящие ценности так и не успел взять. Струхнул, схватил то, что подвернулось под руку и убежал. Но его, конечно, посылали не за дешевыми бусами. Поэтому бусы полетели в реку. А вы дождались удобного случая и снова пошли в дом. Ну, а после решили рассказать про спрятанные в реке ценности, чтобы отвести от себя подозрения. Я прав?