Марли поцеловала меня в середину груди. Затем она подняла на меня глаза.
— Спасибо, — прошептала она.
Она выскользнула из моих объятий, свернулась калачиком на боку и закрыла глаза. Ее благодарность была бы странной, если бы я не знал, что это потому, что я избавил ее от боли на этот вечер. Я дал ей безопасное пространство, в которое она могла погрузиться.
При нашей беседе она рассказала мне кое-что о своем горе. Что для него не существует временных рамок. И что гораздо труднее пережить его, когда у тебя нет поддержки. Я должен был стать ее защитником. Марли могла распадаться на части столько раз, сколько ей было нужно. Я буду рядом с ней, не ожидая ничего взамен.
Когда я убедился, что Марли уснула, я погладил ее по волосам, убирая их с лица, и стал наблюдать за ней. Было странно видеть ее так близко после того, как я долго находился на расстоянии. Но это не было странным. Это было идеально.
— У нас все будет хорошо, Марли, — прошептала я. — В своем видении ты хотела будущего. Я собираюсь дать тебе его сполна. Вот увидишь.
И я был полон решимости добиться этого, несмотря ни на что.
23
КИАРАН
Когда я встал утром, Марли еще крепко спала. Натянув, чистые боксеры и джоггеры, я решил отказался от футболки. Я оставил Марли в своей кровати с ее зелеными волосами, разметавшимися по подушкам, отдыхать столько, сколько ей было нужно. Выйдя на кухню, я заварил кофе и устроился в кресле у окна в гостиной. Там был установлен мой мольберт, в основном для того, чтобы я мог наблюдать за Марли через улицу, пока я рисую. Теперь мне больше не придется этого делать.
Отпив глоток кофе, я поставил его на столик, взял карандаш и начал рисовать. После вчерашнего вечера мне нужна была отдушина, чтобы успокоиться. Не то чтобы я жалел о случившемся, но, если бы я не рисовал, я бы метался по квартире, пока она не проснулась. Пока мы не сможем поговорить о нас и о том, что нас ждет в будущем. Рисование заземляло меня. Наверное, поэтому я так часто рисовал Марли. Это останавливало меня от необдуманных поступков…но не в тот раз. Тогда мне захотелось убить ее. Но теперь нет. Нет, теперь Марли была моей. Я не мог ее отпустить. Через некоторое время шаги оповестили меня о присутствии в комнате еще одного человека. Краем глаза я увидел, как она пересекает комнату. Я отложил карандаш и откинулся в кресле, когда она появилась рядом со мной. Марли устроилась у меня на коленях, положив обе руки на мои голые плечи, чтобы удержаться на ногах.
— Привет, — пробормотала она.
Мои губы изогнулись, когда я провел руками по ее голым бедрам. Она крепче прижалась ко мне.
— Что ты рисуешь? — спросила она, когда я ничего не ответил.
— Посмотри сама.
Марли повернулась, чтобы посмотреть на мольберт позади нее. На бумаге были изображен силуэт мужчины с рукой, обхватившей шею женщины. Ее голова откинута назад, чтобы смотреть на него, а волосы спадали мягкими волнами. Его волосы были убраны в пучок. Для меня это было в новинку. Раньше у меня никогда не возникало желания нарисовать себя. Это всегда были другие люди. Потом была Марли. После событий прошлой ночи нарисовать ее и меня вместе было вполне уместно.
Теперь были "мы".
Я хотел изобразить это в своем рисунке.
Марли обернулась ко мне с широко раскрытыми глазами и изумленным выражением на красивом лице.
— Это мы.
— Да.
Она наклонилась ближе ко мне, пока наше дыхание не смешалось.
— Ты уже рисовал автопортрет?
Я прикусил губу и покачал головой.
— Мне нравится, что твоя рука лежит на моей шее.
Ухмылка на ее губах заставила меня с трудом удержаться от ответной улыбки. Вместо этого я обвел пальцами ее горло.
— Вот так?
— Ммм, вот так.
Марли прижалась своим ртом к моему. Это убеждало меня в том, что она хочет этого, даже после горячей ночи. Меня беспокоило, что, проснувшись она могла чувствовать себя по-другому.
— Ты все еще хочешь остаться со мной? — прошептал я, когда она отстранилась.
Она нахмурилась и сморщила нос.
— Что за вопрос?
— Всегда есть шанс, что ты проснешься и не будешь чувствовать того же самого.