– Не знаю, – сказал он, нахмурившись. – Меня предупредили, что нужно соблюдать осторожность.
– И все-таки?
Возможно, он из резервного подразделения перчаточников, подумала Пруфракс. Во всяком случае, не из технологов – не особенно мускулистый, но и не такой высокий и тонкий, как перчаточники.
– Если ты расскажешь мне о перчатках.
Она улыбнулась и, приподняв руки, пошевелила короткими, толстыми пальцами.
– Ну конечно.
Базовый разум плавал, невесомый, в своей цистерне, удерживаемый на месте углеродными кронштейнами. На кораблях сенекси старательно экономили металл, теперь уже скорее по традиции, чем из-за ограниченности ресурсов. Насколько мог судить Арис, их противник берег металл по той же самой причине. Он вдруг напрягся, стараясь восстановить в памяти обрывки информации о прошлом гуманоидов, извлеченные из полной памяти. Так вот – кажется, древние римляне считали сельское хозяйство единственным по-настоящему благородным занятием.
Сельское хозяйство – выращивание растений, которые употребляли в пищу и в качестве сырья. Растения аналогичны фрифам, которыми сенекси питались в своей личиночной молодости, правда, фрифы не были зелеными и их не высаживали в почву.
Когда он старался охватить своим разумом концепции гуманоидов, в этом всегда было что-то захватывающее. Правда, раньше у него всегда не хватало времени, чтобы вникнуть во все это поглубже, но, может быть, оно и к лучшему. Он ведь запрограммирован отвечать на четко сформулированные вопросы, а не окунаться с головой во всю эту гуманоидную грязь.
Арис проплывал над базовым разумом, и все эти мысли текли по его тканям. У него не было центральной нервной системы и по-настоящему дифференцированных органов, за исключением тех, которыми он взаимодействовал с внешним миром, – конечностей, глаз, входного отверстия. Но базовый разум обладал центральной нервной системой – тонкостенным мешочком, заполненным тягучей жидкостью, примерно десяти метров в поперечнике.
– Ты уже ознакомился с устройством человеческого разума? – спросил базовый разум.
– Да.
– Возможно ли для нас общение с гуманоидными формами жизни?
– Мы уже создали интерфейсы для взаимодействия с их машинами. Похоже, что мы можем общаться и с самими гуманоидами.
– А тебе не приходило в голову, что за все время нашей затяжной войны с гуманоидами мы ни разу не попытались вступить с ними в контакт?
Сложный вопрос. Ответ на него требовал некоторых качеств, которыми отросток-индивид не обладает. Например, любознательности. Отростки-индивиды не задавали вопросов самостоятельно. Они проявляли инициативу только как отпрыски разума-инкубатора.
И вдруг он с тревогой осознал, что действительно не раз задавался этим вопросом.
– Никогда прежде нам не удавалось захватить банк гуманоидной памяти, – сказал он, уклоняясь от прямого ответа. – А вступить в контакт без таких достаточно обширных источников информации невозможно.
– Но как ты только что признал, мы в прошлом использовали машины гуманоидов.
– Проблема, вставшая перед нами сейчас, неизмеримо сложнее.
– Ты думаешь, командам запрещали вступать в контакт с гуманоидами? – спросил базовый разум, выдержав паузу.
Арис почувствовал то, что применительно к отросткам-индивидам можно было называть страданием. Неужели его обвиняют в том, что он ведет себя неподобающе для отростка-индивида? Но ведь он всегда был непоколебимо предан базовому разуму…
– Да, я так думаю.
– А по каким причинам?
– Чтобы избежать заражения.
– Верно. Мы не можем общаться с ними и не заразиться, так же как не можем ходить по их мирам и дышать в их атмосфере.
И снова молчание. Арис погрузился в состояние пассивности, но, когда базовый разум снова обратился к нему, тут же очнулся.
– А ты знаешь, чем отличаешься от остальных? – спросил базовый разум.
– Я не… – Он снова заколебался. Солгать базовому разуму – дело совершенно немыслимое. Семантика – вот в чем он запутался. Прежде Арис не сознавал своего отличия, но вопросы, задаваемые базовым разумом, предполагали, что это отличие есть. За такое короткое время он не мог одновременно признать этот факт и проанализировать его. И просигналил о перегрузке.
– Ты полезен для команды, – сказал базовый разум.
Арис тут же успокоился. Мысли его потекли неторопливо, он стал более восприимчивым. Значит, спасение возможно. И все-таки: в чем его отличие?
– Ты попытаешься сам установить контакт с этими формами жизни. И учти: никаких обсуждений с товарищами в процессе работы.
Итак, один запрет уже наложили.
– А когда ты выполнить задание и сообщишь мне полученные данные, мы тебя растворим.
Арис силился понять смысл приказа, невероятно сложный для него.
– Если я не такой, как другие, то подхожу ли для такой операции?
Поверхность базового разума оставалась недвижима, словно тихая заводь. Смутно проглядывающие изнутри черные пятна – его излучающие органы – принялись неспешно циркулировать по резервуару, а затем вернулись на прежнее место и, расположившись один над другим, вновь сфокусировались на Арисе.
– Ты создашь нового отростка-индивида. Лишенного твоих изъянов, но, с другой стороны, и совершенно бесполезного для меня в том случае, если подобная ситуация повторится. Твой распад вызовет всеобщее облегчение, но потом об этом не раз придется пожалеть.
– В чем мое отличие от остальных?
– Думаю, ты уже сам догадался, – сказал базовый разум. – Когда придет время, ты перекачаешь в нового отростка-индивида свою память. Но вначале память твоя войдет во взаимодействие с гуманоидами. Если ты не доживешь до этой фазы развития отростка, то выберешь товарища, который осуществит эту функцию за тебя.
На одной из сфер Ариса появилось маленькое розовое пятнышко. Он проплыл вперед и прильнул своим входным отверстием к холодной поверхности базового разума. Ему передали соответствующий код, команду, и тело Ариса обрело способность к репродуцированию. Получив сигнал отбоя, он покинул камеру.
Проплывая по коридору в тонком аммиачном ручейке, он пытался разобраться в своих ощущениях. Его поставили в привилегированное положение и одновременно предали анафеме. Благословили и приговорили к казни. Приходилось ли хоть одному отростку-индивиду переживать нечто подобное?
И все же Арис знал, что базовый разум прав. Он действительно отличался от товарищей. Никто из них не стал бы задавать подобных вопросов. Никто из них не выжил бы после предложения вступить в контакт с гуманоидами. Если бы ему не дали этого задания, его все равно пришлось бы растворить.
Розовое пятнышко все разрасталось, покрываясь сероватыми чешуйками. Арис, почти не раздумывая, содрал этот нарост, проведя своей сферой по переборке. Бесформенный комок прилип к ней, испустил на радиочастотах излучение – что-то похожее на вздох – и принялся поглощать питательные вещества из аммиака.
А Арис отправился осматривать подопытных особей.
Клево заинтересовал ее как-то по-особому. Не то чтобы она стала особенно восприимчивой. Нет, скорее, она ощутила некий интеллектуальный голод, словно ей ввели какую-то особую разновидность мозговых стонов. То, что Клево рассказал ей о мандатах, приоткрыло завесу над темой, всегда остававшейся для нее закрытой. Как на самом деле все это происходит и как ей следует это оценивать?
Мандаты были небольшого размера, как объяснил Клево. Большинство – чуть больше кубического метра в объеме. Внутри них содержалась вся история и культура гуманоидных особей – данные, скрупулезно отобранные из всех существующих источников. Мандат каждого корабля обновлялся, как только корабль возвращался на контактную станцию. Пруфракс сомневалась, что «Мелланже» вернется на станцию при их жизни, учитывая, что средняя продолжительность жизни бойца отнюдь не велика.