По моему мнению, там должно быть еще по меньшей мере двое. Одного я знал, а другого или других не знал. Чтобы вывести на свет неизвестного, мне надо обмануть известного. Но главная загвоздка в том, что, когда я поставлю капкан, туда надо положить приманку. А в настоящее время самая аппетитная приманка — это я сам. Так что сыр может быть съеден, если не будет исключительно осторожен.
Нетрудно сообразить, что надо временно вывести из игры сильных парней: Желтые Глаза и Карие Глаза. То есть их надо выманить куда-то из города. Но ситуация требует, чтобы приманка оставалась в Осло, то есть действовала одновременно в нескольких местах. Как это устроить — уже другой вопрос. Я изучил ковер в номере вдоль и поперек, но ничего не придумал.
Как бы я хотел знать, что Боб Шерман привозил в Норвегию. Вряд ли это была порнография, потому что Боб сказал Падди О'Флагерти, что «засветился». Допустим, он открыл конверт и обнаружил, что там вовсе не обыкновенная порнография. Это могло его напугать и насторожить.
Теперь предположим, что он открыл конверт, увидел содержимое и понял, что ему мало платят за такой риск.
Предположим, что он вынул часть содержимого конверта, надеясь сыграть этим в дальнейшем как козырной картой.
Но Боб не успел сыграть своими козырями, потому что, если бы он их уже использовал, враг бы, естественно, узнал, что у Боба в руках часть содержимого конверта, и не стал бы убивать его, не забрав прежде опасные бумаги.
Предположим еще один, простейший вариант: Боб открыл конверт, увидел содержимое и до смерти испугался. А враг убил его только за то, что Боб узнал содержание бумаг. И уже потом обнаружил, что часть бумаг Боб спрятал.
Так что же, черт возьми, было в коричневом конверте?
Каждое предположение буксует на этом месте.
Начнем с другого конца.
Когда он открыл конверт?
Вероятно, не дома. Эмма видела, как он положил его в саквояж, чтобы не забыть. Желтые Глаза и мой визитер с ножом методически разломали все, но ничего не нашли. Резонно предположить, что Боб вынес из дома конверт, не открывая его.
Весь день саквояж и конверт в нем были с ним на скачках в Кемптоне. Времени достаточно, если ему уж так хотелось открыть конверт. Но если бы его жгло любопытство или нетерпение, он мог бы его открыть и ночью дома.
Потом он выехал из Кемптона в Лондон на аэродром Хитроу и там сел в самолет. Можно согласиться, что во время этого путешествия у него не нашлось минуты открыть конверт. Вряд ли в автобусе импульсивным движением он заглянул в доверенный ему пакет.
Боб приехал к Гуннару Холту на час позже, чем его ждали. Значит, он мог сделать шаг к смерти — всунуть нос в чужой секрет или в самолете, или в первый час после приземления.
Пожалуй, больше похоже, что в самолете, подумал я.
Час или больше он сидел в кресле, пару раз взял что-то выпить, а конверт с порнографией так соблазнительно лежал под рукой.
Открыл конверт и увидел — что?
Предположим, примерно за полчаса до приземления он пришел к мысли, что надо потребовать дополнительную плату за такие рискованные услуги. Предположим, он вынул что-то из конверта и спрятал... Где он мог спрятать?
Ни в карманах, ни в саквояже. Может быть, в седле? Очень сомнительно. Во-первых, седло крошечное, и, во-вторых, на следующий день он на нем участвовал в трех заездах.
И не в шлеме: никаких бумаг или фотографий, спрятанных под подкладкой, я не нашел.
После приземления оставался целый час, в течение которого он мог оставить разыскиваемый объект в регистратуре любого отеля Осло с просьбой сохранить до его возвращения.
В течение часа он мог спрятать что угодно в бесчисленном количестве мест.
Я вздохнул. Поиск был безнадежен.
Я встал, потянулся, достал пижаму, разделся, почистил зубы.
Шлем Боба лежал у меня на постели. Я взял его, подергал за завязки, потом снова кинул на одеяло. Взбил подушки, чтобы почитать перед сном. Потом сел на постели и стал лениво вертеть шлем в руках, едва ли глядя на него и думая о Бобе и последнем дне, когда он носил этот шлем.
Я всерьез размышлял о том, что надо бы надеть шлем, когда поеду на ипподром, и надо бы купить пуленепробиваемый жилет. В какое же дело влез муж Эммы, если я тоже могу умереть из-за него?
Я снова прощупал мягкую черную подкладку. Ничего. Ничего под нее не подсунуто.
На макушке черной подкладки помещалась маленькая круглая шишечка, вделанная в защитную часть шлема, к которой крепились завязки. Великолепный образец инженерной мысли, придуманный для того, чтобы защитить человека, если он упадет на голову с лошади, несущейся галопом со скоростью тридцать миль в час. Маленькая шишечка, предотвращающая серьезные травмы черепа.
На макушке шлема подкладка собиралась в складки, но под ними не было места ни для фотографий, ни для бумаг, ни для конверта размером с журнал. Я всунул туда руку просто так, чтобы еще раз убедиться.
И там, на макушке шлема, Боб оставил ключ.
Буквально ключ.
Я с недоверием ощупал его.
Засунутый под подкладку под две идущие накрест полоски завязок, он был совершенно незаметен.
Я вытащил его из шлема и держал за металлическое колечко. Это был ключ от автоматического «американского» замка с маленькой черной биркой, на которой t-виднелись белые буква и цифра: «С 14». Эта маленькая пластмассовая бирка прилегала к стенке шлема, и ключ ни с первого, ни со второго, ни с третьего взгляда нельзя было увидеть. Так что Боб мог спокойно работать с лошадьми, зная, что ключ в безопасности.
«С 14».
Похоже, что это ключ от шкафчика. И вполне возможно, от автоматической камеры хранения в аэропорту или на большом вокзале в любой стране мира. На бирке не было ничего, чтобы указывало на город, страну или континент.
Я надолго задумался.
Если именно ключ должен был привезти Боб, значит, для кого-то он имел исключительное значение. Такое жизненно важное, что ради него можно и утопить человека в пруду. Или обыскать дом в Англии. Когда выяснилось, что ключ пропал.
Но Желтые Глаза и мой визитер с ножом, обыскивавшие дом в Англии, упоминали бумаги. Их послали искать бумаги, а не ключ.
Тогда предположим, что Боб оставил бумаги где-то в камере хранения, и это ключ от нее.
Задача становится легче. Отбросим Нью-Йорк, Найроби или Внутреннюю Монголию и сузим поиски до Южной Англии и Осло.
Безобидно выглядевший ключ обещал разгадку. Я инстинктивно закрыл его рукой, чтобы спрятать, сохранить в безопасности.
Наверно, Боб испытывал такие же чувства. Осторожность, с какой он спрятал ключ, выдавала силу его инстинкта. Хотя когда он искал надежное место для ключа, то не понимал, как точно инстинкт предупреждал об опасности.
Я улыбнулся: надо прислушаться к голосу инстинкта.
В чемодане у меня лежал новый неоткрытый пластырь для раны на груди, предусмотрительно положенный моим нижним соседом, Чарльзом Стирлингом. Но до сих пор я его не использовал.
Положив ключ на столик рядом с кроватью, я отлепил старый пластырь, под ним был темный, сухой и выглядевший здоровым рубец. Я приклеил новый пластырь, прижав им бесценный ключ Боба к коже.
Глава 14
Эрик пришел к завтраку такой же унылый, как морозный сырой день за окном. Он пронесся, словно опустошительный вихрь, мимо стойки буфета и вернулся ко мне с двумя тарелками. Уселся напротив, и через десять секунд, будто в мультфильме, тарелки опустели.
— Вы хорошо спали? — спросил он. — Не очень.
— Я тоже. Все время слышал взрыв этой проклятой бомбы. — Он взглянул на копченую рыбу, лежавшую почти нетронутой у меня на тарелке. — Почему вы не едите?
— Не успел проголодаться.
— Синдром приговоренного к смерти? — Он вскинул брови и усмехнулся.
— Спасибо, — сказал я.
Эрик вздохнул, прислушался к своему желудку, видимо, такому же большому, как и его глаза, и отправился за второй порцией. Очистив еще две тарелки, он вытер рот салфеткой и теперь был готов начать опасное воскресенье.