окружающих.
Так или иначе, все мы выстраиваем вокруг себя стены.
Мои стены не только огораживают от людей, но еще и не пропускают их ощущения.
- Как злобен в бурю океан... – Повторяю я про себя. Тело дергается в конвульсиях, а я лишь
крепче в пальцах сжимаю бортик ванны. – Но рыбы в глубине... Рыбы...
Пожар ошпаривает легкие, и я вновь ощущаю, как силки обхватывают горло. Сейчас я
отключусь. Я уже отключалась, и много раз. Но затем внезапно чьи-то руки порывисто
вырывают меня из плена безмолвия, и, резко распахнув глаза, я оказываюсь лицом к лицу с
собственной испуганной матерью.
- Успела, – проговаривают ее потрескавшиеся губы. Я вижу ее тусклые глаза, но уже совсем
скоро они превращаются в смазанные пятна, как и светлые волосы, как и морщины на лбу и
около век, – успела.
Она обхватывает меня сильными руками и вытаскивает из ванны. Я безвольно падаю на
кафель, сворачиваюсь клубком и чувствую, как из ванны на меня обрушиваются волны,
плескающиеся из стороны в сторону, и с каждым ударом тело дергается, как от судорог. Я не
помню, когда было иначе. Наверно, так было всю мою жизнь.
В ванной комнате припасено одеяло. Мама тянется к нему и накрывает им мои плечи и
трясущиеся ноги. Ее грудная клетка тяжело вздымается и опускается, но мама не злится. Она
никогда на меня не злится. Ласково поглаживает мокрые волосы и напевает себе что-то под нос,
что успокаивает меня, как колыбельная.
- Как злобен в бурю океан, – шепчет ее тихий голос, и я впитываю тепло, которое так и
исходит от ее объятий. – Но рыбы в глубине живут в недвижных водах, как во сне.
- Как во сне, – повторяю я и разжимаю стиснутые в кулаки пальцы.
Ноги расслабляются, плечи резко поникают. Я ощущаю, как вода холодеет и катится по
моему телу, и сильнее укутываюсь в шерстяное одеяло. Мама заботливо целует меня в макушку, а
затем улыбается. Я не вижу, но чувствую, что теплота заполняет ее сердце.
- Идем.
Трудно представить мою жизнь без приступов и осложнений. Тогда это была бы и не моя
жизнь. Я живу так уже девять лет. Живу вместе с виной и угрызениями совести. Я не могу спасти
всех, а главное – не хочу. Но мои способности для этого и появились: чтобы я облегчала муки
тех, кто их испытывает. К сожалению, впитывая боль людей, я пропускаю ее через себя. Мой
организм больше не хочет тлеть от сомнений и разрываться на части от неразделенной любви.
Организм изношен, сердце требует справедливости, а рассудок так и верещит, что еще чуть-чуть
и спасать придется меня.
Когда я вижу человека, я вижу его неисправность. Вижу, в какой момент времени он
сломался, и внезапно нахожу пути исцеления. Надо прикоснуться к нему ладонью и лишь
впитать в себя его ощущения. Последствия бывают разными. В большинстве своем мне не
терпится вернуться домой, вырвать из груди все то, что мне не принадлежит. Но иногда я не
успеваю добраться до мамы. Я вырубаюсь, теряю сознание и еще долго блуждаю где-то далеко,
рассекая пространство и время абсолютно другим человеком.
Я ненавижу свои способности.
Я призвана помогать тем, кто не ценит моей помощи. Отказываться нет сил. Словно на дозе,
я ищу все новых искалеченных чужаков, которые так сильно во мне нуждаются. А потом я
помогаю им, а они уходят, не сказав ни слова. Даже не притворившись, что я дала им второй
шанс, дала им возможность задышать заново.
Люди – черные, пустые точки на огромной карте. Они сталкиваются, отталкиваются,
старательно делают вид, что мир был создан именно для них. Воздух, чтобы они дышали, земля,
чтобы по ней ходили. Люди не думают, что и без их присутствия воздух оставался бы воздухом,
как и земля землей. Люди много о себе возомнили. А я должна их спасать.
Почему?
Не хочу. Они не заслуживают.
Иногда я чиню вину, пусть и не хочу этого делать. Я считаю, вина самое правильное чувство,
которое было даровано человеку. Совесть редкое явление, но самое действенное. Люди с
совестью живут не зря, они сожалеют о том, что сделали и о том, что упустили.
Ненавижу людей. Их желание быть лучше, сильнее, злее, опаснее. Они идут друг по другу, как по лестнице, а потом рыдают, словно не подозревали, как больно валиться вниз.
Я понимаю людей. Понимаю их чувства и мотивы, и, знаете, лучше бы их потаенные