желания так и оставались для всех загадкой, потому что зачастую за тем или иным плохим
поступком не стоит никакой высшей цели. Люди причиняют друг другу боль со злости, из
зависти. Они просто делают. И все. В этом нет смысла, но иначе они не умеют. Лучше бы я не
понимала и не знала отгадку. Лучше бы я оставалась в неведении и наивно полагала, что у
каждого слова есть причина. Но нет. Причин не существует, как и хороших людей.
Мы сидим за круглым, маленьким столом. Не смотрю на маму, просто разглядываю еду в
тарелке, понимая, что не хочу к ней притрагиваться. Я все чаще думаю о том, что я и дышать не
хочу. Умереть – это выбор? Или безысходность. Или же безысходность – тоже выбор? Сглатываю
ком в горле и хмурюсь, размяв пальцы под столом.
- Дел, еда остывает.
- Я н-не хочу, - запинаюсь и нервно подергиваю плечами, - н-не голодная.
- Сама не понимаешь, что говоришь. Не капризничай, ладно? – Мама улыбается. Она
постоянно мне улыбается. Отпивает воды и глядит на меня заботливым взглядом, словно просит
прощения. Ее родословная оставила отпечаток на наших жизнях. Ее бабушка была ведьмой. Из-
за ее родных мы стали такими. Но я никогда не винила мать. Мама то, что не дает мне утонуть.
Она единственный светлый человек на моем пути, и я никогда не хотела ее исцелить, потому что
всегда знала, что она сильная и не нуждается в помощи. – Была в магазине?
- Что?
- Ты была в магазине, выходила из дома.
- Да, - киваю и облокачиваюсь локтями о стол, - хотела к-купить ч-чай.
Чертов чай. Всего лишь магазин, всего лишь в нескольких сотнях метров от дома! И я
вернулась с твердым намерением захлебнуться на дне старой ванны. Мама понимающе и
серьезно кивает, как только она умеет, а я прохожусь пальцами по волосам. Они еще не до конца
высохли. Мокрыми полосами спадают на плечи, а за ними тянутся тонкие струйки.
- Мы же договорились, что ты будешь меня предупреждать, помнишь, Дел?
- М-мам, ты и т-так все знаешь.
- А если бы не знала?
- Ты в-в-всегда…, - как же трудно, я едва шепчу, - все з-знаешь.
Договариваю и неуклюже покачиваю головой. Язык взывает от неприятной боли, и,
зажмурившись, стискиваю пальцы и нервно топаю по покрытию ногами. Едва слышно. Но мне
надоело бороться. Моя последняя попытка отдохнуть от мира под водой закончилась плохо. Я
отключилась, а пришла в себя уже в больнице с багажом физических проблем, о которых обычно
не думают, когда пытаются покончить с собой. Никто ведь не надеется, что он выживет. Верно?
Хотя я толком и не планировала умирать. Хотела сбежать, да. Но я никак не ожидала, что едва не
переступлю черту. Да еще и вернусь искалеченной.
Доктора сказали, что я повредила какой-то канал в каком-то отделе мозга. Они очень много
тогда говорили, но я не могла слушать, потому что больница – не лучшее место для человека, который впитывает в себя боль и чувства окружающих. Поэтому столкнуться с последствиями
мне пришлось уже дома, когда я не смогла нормально позвать маму. Когда я прощалась с отцом –
он работает на судне – а голос осип, и вместо нормальных звуков, я хрипела, как старая
пластинка.
- Сегодня было столько клиентов, - пропевает мама, поправляя густые волосы, - ты и
представить себе не можешь. Я еле успевала! Хорошо, что Айрис согласилась помочь.
Я киваю. После того, как мой голос превратился в скрежет, я стала меньше говорить, но
больше жестикулировать, округлять глаза, щурить глаза, и все в этом духе. Общение на уровне
инстинктов и интуиции. Вряд ли меня кто-то поймет кроме мамы.
Вскидываю брови, а она пропевает:
- Да, Айрис согласилась помочь, потому что я пообещала ей надбавку. Но, знаешь, у этой
девушки действительно есть талант. Она составляет невероятные букеты, дорогая.
- Н-не сомнев-ваюсь.
- Тебе бы понравилось.
Пожимаю плечами, а мама вздыхает. На ней длинное, бесформенное платье, которое она, возможно, носила еще в эпоху хиппи. Или кто там строил иллюзии насчет счастья? Я почему-то
думаю, что она выглядит как никогда красивой, молодой и свежей, пусть давно уже не отдыхала
и не снимала с плеч груз ответственности.
Я опускаю руку и неожиданно слышу возглас:
- Осторожно!
Я задеваю локтем тарелку. Она стремительно валится вниз, врезается в пол с диким
треском, и десятки осколков разлетаются по кухне, одновременно с распластавшимися по полу
зелеными горошинами. Я виновато морщусь.
- П-прост-ти, - порывисто поднимаюсь, - н-не хотела. Я н-не...