должен найти ответы. Ноа хотел, чтобы я это увидел. Но что именно?
Я вновь смотрю на золотисто-медную раму, защищающую зеркало, и непроизвольно
замечаю повторяющуюся надпись, тянущуюся вдоль всего периметра. Интересно. Может, у меня
паранойя. А, может, важно все, что я вижу. Буквы настолько маленького размера, что мне
приходится присесть на корточки, чтобы разобрать хоть одно словосочетание. Так и
прищуриваюсь, едва не столкнувшись лбом со старинной поверхностью.
- Латынь, – срывается с моих губ, и я раздраженно закатываю глаза, – отлично.
Я ходил на курсы Латыни, когда брал дополнительные занятия по биологии, сейчас в голове
мало что осталось, однако я сразу узнаю слова: вода и огонь.
- Цертамине или сертамине, черт. Ин перпетум.
Что-то знакомое. Надавливаю пальцами на глаза и киваю сам себе. Давай же, думай,
соображай. Все ведь слова когда-то встречались, только сейчас в голове пустота.
Я приподнимаюсь, собираюсь проверить текст чуть выше, как вдруг застываю, грубо
опущенный невидимыми руками в вакуум. В солнечное сплетение будто вонзается кулак! Я
оторопело гляжу в зеркало, но вижу лишь то, что происходит за моей спиной. А за моей спиной
стоит окровавленная фигура. Фигура , поднимающаяся из багрового бассейна. Она медленно
переставляет ноги, они ступают на пол с оглушительным, бурлящим звуком, а с плеч, рук, пальцев толстыми, ярко-алыми линиями скатывается кровь. Она валится вниз и тянется за
силуэтом, словно след, словно красные нити. И я не могу дышать. Я растерянно оборачиваюсь,
достаточно медленно, чтобы органы успели сплестись и потревожить тело мощной судорогой, а
фигура придвигается еще ближе. Очертаний лица почти не видно, не виден цвет одежды, кожи,
волос. Силуэт приближается, кровь падает огромными каплями на пол, хлюпающие шаги,
хлюпают у меня в голове, между висков, в горле, и я собираюсь сойти с места, сделать хоть что-
нибудь, но неожиданно я замечаю их.
Зеленые, изумрудные глаза, которые на кроваво-красном фоне кажутся ярчайшими,
несуществующими звездами! Я ошеломлен и сбит с толку. Я забываю обо всем. Я ступаю вперед,
ощущая, как краска отливает от лица, как в груди раскрываются свежие раны, и на долю секунды
перестаю быть тем Мэттом Нортаном, которого все знают, которого я знаю.
- Ари. – Я подаюсь вперед, не веря, что вижу ее перед собой. Это она, она здесь.
Остаются считанные сантиметры, да и считанные секунды, как мне кажется, до того
момента, как я схвачу ее за руку и уведу домой. Как вдруг красные искры вспыхивают на
кончиках ее пальцев. Ариадна замирает, лицо ее становится чужим и обозленным, и уже в
следующее мгновение ее рука резко поднимается и в силках сдавливает мое горло.
Что за...
- Ари, что ты делаешь. Ари!
Ее пальцы непослушно скользят по моей глотке, так как утопают в теплой крови, но это не
мешает им стискивать мою шею с невероятной силой. Я опомниться не успеваю, но она уже
приподнимает меня над полом. Я неуклюже мотыляю ногами, хватаюсь руками за силки,
душащие и убивающие, а она неожиданно издает гортанный смешок.
Сквозь кружащиеся темные точки, вглядываюсь в лицо Ариадны и замечаю, как она скалит
зубы, будто дикое животное; ее смех становится громче, он идет из груди, изнутри, утробной и
жуткий. Такой, что я не сомневаюсь – дела плохи. Прыская слюной, рычу:
- Отпусти. Что ты...
- Соскучился?
- Хватит! Это же я, это...
- Тшш, – ее голос завораживает, пленит. Ари чуть ослабляет хватку, позволяет моим ногам
коснуться земли и приближается так близко, что я ощущаю медный, соленый запах, исходящий
от ее лица, – посмотри на меня. – Я смотрю, я слушаюсь ее беспрекословно, не соображая, не
имея сил сопротивляться. Я оказываюсь к ней так близко, что вижу лишь ее глаза, те самые
глаза, что видел давно, в которые любил смотреть. – Мэтт. Мой Мэтт.
Ее пальцы больше не сжимают мое горло, больше и не нужно.
Застываю сраженный ее красотой, сломленный ее близостью. Ариадна поглаживает мои
плечи, касается щекой моей щеки и оставляет кровавые, толстые линии, а я просто не шевелюсь.
Становлюсь рабом ее прихотей и желаний. Она шепчет:
- Обними меня.
И я обнимаю. Сжимаю ее худое, скользкое тело и закрываю глаза. Она отстраняется, я не
хочу, чтобы она отстранялась, тянусь к ней, подаюсь вперед, а она просит:
- Поцелуй меня.
Грудь пропускает острый удар, удар в самое сердце. Я дрожу, как будто никогда еще не видел
Ари, не прикасался к ее теплым губам, не сжимал ее в объятиях, а она ведь могла меня убить, ее
пальцы оставили глубокие ссадины на шее, скулах, но мне все равно.
Я уверен, что пришел сюда именно за этим.
- Мэтт, – шепчет она, закрыв глаза, – пожалуйста, – придвигается ко мне еще ближе.
Я заключаю ее лицо в ладони, касаюсь губами ее лба и висков, а затем горячо целую, как
никогда еще никого не целовал, и как не думал, что умею. Я неожиданно думаю, что я все
сделаю, все, что она мне скажет. Ведь она так мне нужна, я так хочу ее вернуть.
Однако затем происходит нечто странное.
Сладкая эйфория испаряется, уступив место ледяному страху. Я словно просыпаюсь, и я
распахиваю глаза, вижу лицо Ари перед собой и понимаю, что ее поцелуй перерастает в нечто
большее, опасное. В нечто такое, что отнимает у меня силы и убивает.
- Ари, – хриплю я между поцелуями, – что ты делаешь.
Она лишь крепче сжимает меня в объятиях и шепчет:
- Ты ведь хочешь этого. Хочешь меня.
Что происходит? Я должен отстраниться, но я не могу. Ее губы, такие мягкие, что у меня
сносит голову, но я все равно упрямо пытаюсь думать, сопротивляться. Дышать уже скоро
становится трудно, но не от страсти. Ноги подкашиваются, а легкие сводит жуткой судорогой.
Такое чувство, что эти теплые, мягкие губы высасывают из меня жизнь.
Она убивает меня.
- Ари.
- Тише.
- Ари, что ты делаешь.
Замерев всего на мгновение, она шепчет:
- Прощаюсь.
Ее бездонные глаза поглощают меня, заставляют тонуть. И я подаюсь вперед, чтобы вновь
прикоснуться к ее губам, ведь умереть от ее поцелуев кажется мне большой удачей.
Притягиваю ее ближе к себе и вспоминаю тот день, когда нашел ее на крыльце дома. Она
сидела спиной, но уже знала, что именно я оказался рядом. Она всегда чувствовала ко мне что-
то, а я нет. Она чего-то ждала. А я просто был рядом. Я был дураком.
Сил уже нет перебирать ее волосы, и руки валятся вниз, но я все равно представляю, как я
делаю это. Как касаюсь кончиками пальцев ее шелковистых локонов, как сжимаю ее в руках до
изнеможения, до боли. Я падаю. Мои ноги просто перестают держать меня.
В отличие от Ари.
Она так держится за мои плечи, что я должен чувствовать боль. Но я не чувствую.
- Ари, – хриплю я, раскрываю глаза и вижу ее лицо, правда, не испачканное кровью, не
искаженное злостью и равнодушием. Я тяну к нему руку, но затем внезапно ощущаю, как нечто
извне хватает меня за плечи и резким движением отбрасывает в сторону.
Что за...
- Нет! – Издает вопль Ариадна, а я парю в неистовом, грубом потоке и вдруг...
Падаю, только на этот раз не на мраморный мол, а на деревянные, сгнившие доски.
Скручиваюсь от тупой боли, откашливаюсь и резко приподнимаюсь, вдохнув воздух так
быстро, что он обжигает глотку. Какого черта происходит. Где я. Почему выбрался.
Шея вспыхивает от боли, руки наливаются свинцом. Я хочу встать, но понимаю, что сил нет,
что голова разрывается от тягучей, неприятной мигрени, и мне остается только на полу
корежиться, словно я жарюсь на конфорке. Черт. Бегло осматриваюсь, моргая, чтобы спугнуть