- Знаешь, смотреть на то, как близкие люди страдают, терять их – не приятнее. – Его вдруг
пробирает холод, я чувствую, как мурашки пробегают стаей по спине, и все-таки на него смотрю
из-под опушенных ресниц. Он уже отвернулся, он глядит на свои сплетенные пальцы и мнет их,
словно волнуется. – Та девушка, о которой мы говорили внизу, Ари...
- Т-твоя подруг-га.
- Да, она спасла мне жизнь, - уголки его губ дрогают, парень улыбается, а внутри тут же
внутренности превращаются в кровавое месиво, взвывают, лопаются. Он смеется. И он ужасно
страдает. Сильнее стискивает пальцы, сильнее растягивает губы. – Она в беде, но я в этом
виноват, к огромному сожалению. Собственно, мы, наверно, ролями поменялись. Я раньше был
жертвой, ну, знаешь, все эти весельчаки в фильмах..., - он смотрит на меня, но я не отвечаю.
Впрочем, и не нужно. – Ариадна спасала нас с братом, мы вроде бы как ей и помогали, но, по
сути, лишь крутились рядом. Поддерживали. Теперь я должен ей помочь.
- П-помог-ги. – Отрезаю я. – Давай. С-сам.
- Черт возьми, Дельфия, если бы я мог сам, сидел бы я здесь?
- История гр-рустная и...
- Я не за жалостью пришел.
- Тогд-да зачем?
- Возможно..., знаешь, ничего ведь просто так не происходит, верно? Твой дар также тебе
достался не случайно. Ты должна помогать. Вот и все.
Я гневно свожу брови и поднимаюсь с кровати. Смотрю на парня.
- Вот и в-в-все, – эхом повторяю я и наполняюсь ядовитой желчью, – уходи.
- Хотя бы попытайся, пожалуйста, ведь...
- Не хоч-чу.
- Попробуй, - он вскакивает с крови и взмахивает руками, - тебе ведь несложно, ты с этим
каждый день сталкиваешься! Что стоит, Дельфия, что тебе стоит...
- Это больно! – Взрываюсь я и испепеляю парня ненавистным взглядом, - все в-ваши
проблемы вал-лятся на м-мои плечи. И почему? Потому ч-что я д-должна? Пот-тому ч-что вы
приход-дите и строите г-глазки? Идите к черт-ту.
- Дельфия, я не имею права, но...
- Не имеешь.
- Всем больно, – горячо заявляет парень, разведя в стороны руки, – все страдают.
- Нет.
- Думаешь, я не знаю, что такое боль? Ты думаешь, я не...
- Вы говор-рите, что вы понимает-те. Но что вы мож-жете понимать? Я тоже думала, что
разб-бираюсь в любви, п-пока не полюбила, не п-пропустила через себя сотни чувств и эмоц-
ций, и б-боль могла описат-ть, могла н-найти слова, пока не ощут-тила ее в полной мере и не
понял-ла, что слов д-для ее описания не с-существует. – Выдыхаю, резко плечи опускаю, пытаясь
выкинуть из головы ощущения этого парня, потушить костер, и устало прикрываю глаза. Столько
лет живу с чужими эмоциями, но до сих пор не научилась себя контролировать. Наверно, это
невозможно. Людские чувства, как болезнь, вирус, который передается по воздуху мгновенно. –
Ты н-ничего не знаеш-шь о боли. – Вновь только уже тише проговариваю я и нерешительно
гляжу на парня.
Он стискивает зубы, прожигает меня холодным взглядом, способным разрезать лихо и
молниеносно на тысячи кусков, а затем кивает.
- Хорошо. – Ни намека на прежнего весельчака, что пересек порог. – Как скажешь.
Парень уходит, задевая меня плечом. Рвется к выходу, однако застывает у двери.
- Знаешь, не мне нужна жалость. А тебе.
Слышу, как сипло он выдыхает, а потом вижу его удаляющуюся спину в отражении.
Я порывисто сплетаю на талии руки и упрямо вздергиваю подбородок.
Мне не нужна ничья жалость. И сострадание. Я привыкла быть одна, ведь так легче. Так
проще. Боль причиняют, она не возникает из воздуха. И причиняют ее другие люди. Я ненавижу
людей, потому что они не понимают..., не понимают, как много могут сделать, и как мало
делают. Они могут нарисовать тебе крылья за спиной. Но вместо этого толкают с обрыва, даже
не обеспечив парашютом. Они все требуют и требуют, и им все мало; как бы часто я не спасала
их жизни, как бы искренне не пыталась залечить их раны, они все равно повторяют свои
ошибки. Все равно уничтожают друг друга.
Я чувствую, как щеки у меня пылают и, прикрыв ладонями лицо, горблюсь.
Почему я стала такой.
Покачиваю головой и хрипло выдыхаю, понятия не имея, откуда во мне столько этой
колючей, горячей злости. Хотя, нет. Я знаю. Я понимаю, в какой момент изменилась. Но я
ничего не могу с этим поделать. Я всегда буду смотреть на людей и видеть неблагодарных
монстров, так легко распоряжающихся не только своей, но и чужой жизнью.
Даже я стала чудовищем. Холодной и черствой. Превратилась в того, кого осуждаю.
Капли дождя бьют по окну. Раз, два, три, четыре, пять.
Я люблю воду, а она не любит людей. Душит их. Наверно, чувствует, что принимает в
объятия темноту, похлеще той, что томится на дне.
Прикрываю глаза, стискиваю зубы и вдруг думаю, что больше людей, окружающих меня,
ненавижу лишь саму себя. Свою слабость, неспособность быть выше и сильнее. Мне хотелось
бы стать свободной от боли, сковывающей мое тело, но, возможно, освободиться я смогу лишь
тогда, когда приму ее всецело, как часть меня, альтер-эго. Возможно, выход по дороге к краю
пропасти, возможно, я должна пропустить эмоции через себя, смириться с тем, что они всегда
будут разрывать мое тело. Возможно, тогда я скину оковы?
Шесть, семь, восемь.
Внезапно я понимаю. Раньше я понимала людей. Сейчас понимаю себя.
Решительно опускаю руки, разворачиваюсь и убегаю из комнаты. Несусь по узкому
коридору, тарабаню босыми ногами по лестнице. Ветер откидывает назад высохшие кудри и
врезается в лицо. Но он не останавливает меня. И буря за окном меня не останавливает.
Я подбегаю к гостям в тот момент, когда сгорбленная женщина тянет на себя дверь.
- С-с-стойте! – Восклицаю я, взмахнув рукой. Незнакомцы оборачиваются, как и моя мама.
Они застывают в недоумении, а я, сглотнув ком в горле, шепчу, – я с вами.
ГЛАВА 3. РУИНЫ ПРОШЛОГО.
Мы едем в машине уже больше трех часов, я сижу сзади и молчу, упрямо изучая все, что
попадается взору. Лишь бы не искать логики в поступках и не пытаться понять себя и свои
мотивы. Наверно, выглядит это странно: я в компании двух незнакомцев, надеюсь в себя
привести очередную незнакомку, с одним лишь отличием – она живет в Астерии.
Я о таком городке и не слышала.
Я насчитала несколько сотен проезжающих машин, затем переключилась на деревья, но они
пролетают слишком быстро, глаза устают. Тогда я сглатываю и принимаюсь пылко изучать
собственные ладони, будто бы вижу я их впервые. Мне жарко. Я потеряна. Где я и что
происходит, почему я не дома. Я хочу погрузиться под воду.
Как злобен в бурю океан. Но рыбы в глубине живут в недвижных водах, как во сне.
- Слушай, давай начнем все заново, – неожиданно протягивает с переднего сидения
надоедливый парень и оборачивается, но я глаз не поднимаю, не хочу. – Я – Хэрри.
А я – нет. Продолжаю хранить молчание, разглядывая грязь под ногтями. Но парня я ничуть
не смущаю, он придвигается ближе и улыбается. Господи, когда он уже прекратит.
- Что? – Рявкаю я.
- Я – Хэрри.
- Я ус-с-слышала.
- А ты должна сказать...
- Т-ты и так з-знаешь мое имя.
- Все равно скажи. Или нет? – Сверкаю глазами, и он отодвигается, приподняв руки в
сдающемся жесте. – Ну, ладно. Ты не разговорчивая, я понял.
Класс. Я отворачиваюсь к окну. Женщина вроде бы ведет аккуратно, а мы все равно
рассекаем воздух острой стрелой. Она торопится; видимо, эта Ари много для нее значит.
- На самом деле, я хороший парень, – неожиданно отрезает Хэйдан, или как там его, и я
даже не сдерживаюсь и громко выдыхаю, встряхнув головой.