— Так и есть. Твое время еще не пришло.
— Умеете читать мысли? Вы как Меган фон Страттен.
— Скорее, она, как я. — Смерть делает шаг вперед, а Бет тянет меня назад, однако я не схожу с места. Поднимаю подбородок и набираю как можно больше воздуха в легкие. Нет смысла убегать. Я хотел встретиться со Смертью. Вот она. Передо мной.
— Как…, — запинаюсь и сглатываю, — как вы узнали о том, что мы ищем вас?
— Услышал.
— Почему не пришли раньше?
— Был занят.
Я даже спрашивать не хочу, чем именно он был занят, я переминаюсь с ноги на ногу, а затем дергаю уголками губ и в глаза Ноа Морту гляжу смело и рассержено.
— Почему вы не спасли Ари? И почему не убили Люцифера?
Он позволил ему забрать ее, прекрасно понимая, что из этого выйдет. Наблюдал или, может, услышал, как она мысленно прощалась с семьей, продавая душу. И бездействовал.
Мужчина задумчиво хмыкает и облокачивается спиной о деревянный комод. Руки он сплетает на груди, достаточно медленно, будто бы специально, чтобы я успел раскалиться еще сильнее и вопросов придумать еще больше, но я держу себя в руках. Эмоции мешают, они всегда приносят лишь вред, они отнимают время. Рассудок должен быть холоден.
— Ты много думаешь, — неожиданно отрезает Смерть, — но мало говоришь. Кажется, у вас таких людей называют замкнутыми. И опасными. Но я, конечно, немного понимаю.
— Ответьте на мои вопросы.
— Я не могу.
— Не можете ответить?
— Не могу убить Дьявола; вопреки всеобщему мнению, смерть не для всех вездесуща. Отнюдь это насмешка Судьбы, о которой она сейчас жалеет.
— Мойра Парки?
— Люди всегда пытаются избавиться от злодеев, — едва слышно говорит Ноа, — но они не понимают, что на место одного злодея приходит другой злодей, всегда. Да, такова ваша природа, а я и Мойра обязаны соблюдать этот баланс: баланс черного и белого.
— Не понимаю.
— Ты и не должен. Это моя работа. Но я ошибся. — Смерть отходит от комода.
— Ошиблись?
— Я нарушил баланс.
— Каким образом? — Я сжимаю пальцами переносицу и грузно выдыхаю. Он только и делает, что говорит загадками, ребусами. Виски вдруг вспыхивают, и я начинаю злиться, пусть и понимаю, что это неправильно.
Ноа Морт останавливается перед задернутыми шторами и переводит на меня темный взгляд, в котором сосредоточено нечто такое, что трудно описать словами. Я хочу сказать что-то еще, но замолкаю. Я должен понять, что разговариваю не просто с отцом Ариадны. Это Смерть, та самая, что забирает жизни, провожает людей в ад, размахивает косой или, чем там. Это не просто мужчина. И взгляд у него не просто так пробирает до костей.
— Я не могу забрать того, у кого нет имени, — прервав мои мысли, отрезает Ноа Морт и сходит с места. — Я не могу его отыскать. Мойра наделила Люцифера множеством форм, воплощений. Она скрыла его от моего взора.
— Но зачем?
— Как я и сказал, чтобы сохранить баланс.
— Бессмыслица, — бросаю я.
— Люди многого не понимают. Не понимают, что добро и зло существуют благодаря друг другу. Не было бы добра, если бы люди не понимали, что существует зло.
Слова так и подскакивают к горлу, но я стискиваю пальцы и прикусываю язык.
Не было бы добра, если бы люди не понимали, что существует зло, но зло не просто существует. Оно портит жизнь, оно убивает и отнимает близких; но, конечно, Морту этого не понять. Да и что он может понять, если живет вечно? Говорит, словно это люди чего-то не понимают. Но люди понимают даже слишком много. Что вокруг есть предатели, психи. Что никому нельзя доверять. Иногда даже себе.
— Вы сами выбираете, как жить.
— Да уж, сами, — отрезаю я и нервно прохожусь пальцами по подбородку. Смотрю на Бетани и вижу, как девушка поджимает губы. Уверен, она думает о том же, о чем и я. Мы боремся каждый день с тем злом, которое они решили оставить в живых лишь потому, что без него, как им показалось, жить стало бы скучно. Это несправедливо.
— Именно это даровало вам смысл в жизни, Мэттью Нортон, — кивнув, говорит Ноа и подходит ко мне уверенным шагом, — борьба каждый день за свое будущее — если не ради этого, то ради чего дышать?
— Возможно, вы правы, — холодно отвечаю я.
— Возможно? — Мужчина неожиданно еле заметно дергает уголками губ и поправляет густую шевелюру. Не знаю, чем именно его позабавили мои слова. — Меня позабавило то, что ты берешься спорить со мной, — тут же отвечает он, — это интересно, учитывая, что ты в курсе того, с кем разговариваешь. Не боишься?