Мы и так плетемся до цыган уже целую вечность.
— Запах отчаяния невероятно сладкий, голубоглазка, — неожиданно пропевает Манэки и берет меня под локоть. Я недоверчиво вскидываю брови, а она кривит губы. — Ты ничего не боишься, это крайняя степень отчаяния — когда уже не важна даже жизнь.
— Я не понимаю, о чем вы.
— О том, что у тебя невероятно красивые глаза, и еще, пригнись!
— Что?
Женщина уверенно отталкивает меня в сторону, и в это же мгновение рядом со мной проносится сверкающая пуля, вскоре врезавшая в сухую кору дерева. Я распахиваю глаза, а Манэки Нэко легкомысленно пожимает плечами.
— Нужно смотреть по сторонам, голубоглазка, — внезапно за ее спиной появляется еле заметный силуэт несущегося мужчины, который и нарушил тишину выстрелом. Он бежит со всех ног, намереваясь снести нам головы серебряными, лихими пулями, однако падает, так и не достигнув цели. Его ноги сплетаются, а тело прогибается и в итоге наваливается всем своим весом на толстую шею, которая, врезавшись в землю, издает громкий хруст. Я перевожу оторопелый взгляд на обездвиженного Джейсона, а женщина выдыхает. — И под ноги тоже нужно смотреть. Жаль беднягу, не повезло.
— Неплохо, — отмерев, бросает мой напарник и достает сигареты из кармана пальто.
— Неплохо? — Я поднимаюсь на ноги и хватаюсь ладонями за затылок. — Он шею себе сломал, потому что о корень дерева споткнулся. Так вообще бывает?
— Как видишь, бывает.
— А вдруг это не Ловари?
— И стрелял он в нас, потому что заблудился. Хорошая теория.
Встряхиваю головой и протяжно выдыхаю. Она права. Я задаю глупые вопросы. Мы должны убивать тех, кто хочет убить нас, иначе сыграем с собой плохую шутку.
— Ладно. Хорошо, — я киваю, зажмурившись на пару секунд, — мы близко, верно?
— Нет. Мы уже пришли.
Манэки Нэко кивает в сторону, выпрямляемся, а я замечаю, как сквозь густые листья пробивается изображение небольших, деревянных срубов, старых и разваливающихся под изголодавшимся солнечным светом. Построенные несколько веков назад, они кажутся мне заброшенными домиками, изредка заполняющиеся живыми голосами. Кочуя, цыгане так и оставляют свои дома на растерзание времени и ветрам, и дома стареют быстрее людей или стареют в той же степени, что и их хозяева, пустившиеся в дорогу.
Сейчас поселение наполнено жителями, скотом и невообразимой вонью, которая так быстро врезается в мои ноздри, что желчь прокатывается по глотке.
Я порывисто отворачиваюсь, а Джейсон кривит губы.
— Ты в порядке?
— Запах. Похоже на…
— …гниющую плоть? Да, так и есть. Способности убивают Ловари, потому что никто из них не в состоянии совладеть с силами. Вспомни, как Ари впервые встретила Дьявола?
— Она умирала, — недоуменно протягиваю я.
— Верно. И они умирают. Только им удалось найти способ растянуть удовольствие. И умирают они довольно долго, изнашивая свое тело, сгнивая изнутри.
— Идемте, — говорит Манэки, размяв тонкую шею, — что-то мне подсказывает, что вся деревня погрузилась в сон, перепутав, собранные ягоды смородины с белладонной.
— Вы убили целую деревню? — Резко восклицаю я, закатив глаза, и отворачиваюсь. В груди неожиданно что-то вспыхивает, и мне становится страшно. Я не показываю этого, и мускул ни один не дрогает на моем лице. Но я пугаюсь. Себя. Того, что мы делаем.
Того, что мы сделаем.
— Эй, голубоглазка. Я же сказала, что они уснули, — Манэки бодро похлопывает меня по плечу и улыбается, — я — Удача, а не Смерть. Если бы народ Ловари нужно было просто смести с лица земли, к вам на помощь явился бы сам Ноа Морт.
Женщина элегантной походкой обходит меня и оборачивается, сверкнув кошачьими глазами, ее лицо украшает соблазнительная улыбка, а до меня непроизвольно доходит, что мне только что улыбнулась Удача. Что ж, хороший знак.
ГЛАВА 4. ЛОВАРИ
Удача или, иными словами, Манэки самонадеянна в той же степени, что и остальные представители сверхъестественного мира. Она, как и многие мои новые знакомые, имеет удивительную способность вести себя легкомысленно и соблазнительно, в то время как на горизонте маячат проблемы вполне серьезные для простого смертного. Но ей все равно. Я наблюдаю за тем, как женщина, виляя тощими бедрами, приближается к поселению цыган и дышит при этом отнюдь не сбивчиво. Ей не страшно. Она не волнуется. Она знает, что в голову ей не влетит пуля, а улыбку не заменит отчаянный оскал. Манэки криво улыбается, испепеляет кошачьими глазами заснувших жителей маленькой деревни и мурчит, подобно тому созданию, на которого она похожа.