Я натягиваю куртку и выхожу из дома, впялив взгляд вниз. Я привыкла смотреть на носки кроссовок и сосчитывать шаги, это отвлекает от реальности, происходящей вокруг.
Сразу сворачиваю с главной дороги. Бреду вдоль тихого леса, вдыхаю глубоко запах хвои и думаю: сегодня слишком тепло, даже душно, словно погода пытается стянуть ваше горло в тисках и повалить на спину. Ветер завывает где-то высоко в небе, над верхушками деревьев, а я плетусь по иссушенной тропинке и считаю: шестьдесят два, шестьдесят три. Шестьдесят четыре — слышен рокот волн, сражающихся с нависнувшими над пропастью острыми скалами.
Шестьдесят пять — слышен запах моря, который смешивается с запахом сухой земли, хвойных стволов, иступлено наблюдающих за паразитами, пожирающими их древесную кору. Шестьдесят шесть — слышно мое спокойное сердцебиение. Я одна, в лесу как всегда никого нет, никто не посмеет приблизиться ко мне, нарушить спокойствие. Эта дорога — мое спасение, изолированный путь от неприятностей, бушующих в городе.
Через какое-то время я, наконец, оказываюсь перед невообразимой пропастью, резко сливающейся с синим горизонтом. Мой папа любит сюда приходить. Он и показал мне это место. Он сказал, что я могу находиться здесь столько, сколько пожелаю. Могу следить за волнами и ждать, когда он вернется; могу первой увидеть его лодку.
Я подхожу к краю обрыва, усаживаюсь на сухую землю и выдыхаю. Звучит только мелодия моря, бушующих волн, и никого здесь нет. Как я и хотела.
Папа редко бывает дома. Почти все время рыбачит. Иногда я не вижу его неделями и невероятно скучаю. Они с мамой, словно созданы были для такой непутевой дочери. Даже не знаю, что бы со мной сделали другие родители. Наверно, не вытаскивали из ванной, до верхушки наполненной водой, а топили, в надежде, что их кошмарам придет конец.
Я наблюдаю за грозовыми тучами, скопившимися где-то над горизонтом, и тяжело выдыхаю. Наверно, сегодня будет дождь. Сильный дождь, судя по молниям, сверкающим в темно-синем, бардовом месиве из облаков. Я люблю дождь. Люблю считать капли.
— Ты никогда меня не слушаешь! — Неожиданно взвывает за моей спиной женский голос, и я резко оборачиваюсь. Что это было? Всматриваюсь в кромку леса, настороженно слежу за черными, толстыми стволами и морщусь. — Никогда! — Продолжает вопить голос из глубины леса, и я вдруг понимаю, что кто-то забрался в ту же даль, что и я.
Отлично.
Я изо всех сил стискиваю в пальцах сухую землю, которая в тот же миг царапает до боли ладони, и зажмуриваюсь. Почему. Почему. Пусть они уйдут.
— Чего ты орешь!
— Не трогай меня!
— Ко мне подойти, господи, живо подойди, идиотка!
Слышу, как скрипят зубы, и внезапно ощущаю этот поток ненависти, который смело прорывается сквозь переплетенные, хрустящие ветки. Он врезается мне в спину клинком, и я вдруг думаю, что спрыгнуть с утеса — отличная идея. Спрыгнуть. В воду.
Вода огородит от звуков, обнимет, примет в безмолвие.
— Отвали! Все, иди к черту! Я больше никогда не…
По утесу проносится звонкая пощечина, и я нервно дергаю головой.
Я ненавижу людей.
Ненавижу их поступки, слова. Ненавижу безнаказанность, с которой они вытворяют все, что им угодно. Ненавижу.
— Ну и катись! — Взвывает парень под рыдания, вырывавшиеся изо рта девушки. — Ты ненормальная идиотка, проваливай, давай, иди!
Его голос тонет в свисте ветра, а вот рыдания становятся громче, и тогда я понимаю, что незнакомка, покачиваясь и держась руками за покрасневшее лицо, выбегает ко мне.
На мой утес.
На мое место.
Я смотрю на нее через плечо, а она застывает, впялив в меня стыдливый взгляд. Да, я всегда вижу, когда людям стыдно. За то, кто они есть. За неумение дать сдачи. За горячее неуважение к себе, к своему мнению, к своей жизни. Такие девушки, как она — дымка, они не живут, они плавают и мельтешат перед глазами. От них отмахиваются ладонями, их не воспринимают. Они никому не нужны. Ими пользуются, ею пользуются, пользовались так много раз. Я вижу правду в серых, напухших глазах незнакомки.
Она не убегает, дергаясь от резких вдохов и выдохов, а я поднимаюсь.
В голове щелкает. Будто стрелка часов. Я наклоняю голову, смотрю на девушку, и я понимаю, что она поломана. Ее надо починить. Надо забрать ее боль, отнять ужас, стыд. Я могу это сделать. Но хочу ли я? Нужно ли это?