– Послали бы меня в Сталинград, как ее, я бы столько же сбила. Даже больше. И стала бы асом давным-давно.
– Под Сталинградом тебя и саму бы сбили, а так ты живешь мне на радость.
– Все мы тут погибнем, кто раньше, кто позже.
Россыпь веснушек и вязаная шапочка на коротких кудрях делали Инну похожей на озорного эльфа, но она всегда оставалась серьезной, не любила Раисиных шуточек и никогда ни о ком не сказала дурного слова.
– Скоро все это кончится, – серьезно предположила она. – Должно кончиться. Мы бьем врагов с одной стороны, англичане и американцы с другой – долго фрицы не протянут.
– Да, правильно. Будем держаться, сколько можем.
– Вот-вот.
Они легли спать под слишком тонкими одеялами в блиндаже, где шмыгали крысы. Иногда Раиса, глядя на это убожество и усталые лица подруг, теряла веру в то, что когда-нибудь будет жить лучше.
Утром, идя в штаб, она надеялась, что ее пошлют на боевое задание и она сможет пополнить свой счет, но по дороге ее перехватил один из радистов.
Они с Павлом часто обменивались новостями. Она ему рассказывала, что делается на аэродроме, он ей – что слышно в других полках. Его сведения были куда надежнее тех, что спускались сверху, сильно процеженные и приглаженные. Генералы умалчивали о гибели целых батальонов, не желая подрывать боевой дух в войсках.
Сегодня Павел был бледен и угрюм.
– Что? – спросила Раиса, поняв, что ничего хорошего не услышит. Это Давид, точно Давид.
– Это касается твоего брата, Раиса.
Голова у нее закружилась, и мир перевернулся вверх ногами, как будто она сделала «бочку». Но Раиса не дрогнула, хотя всегда думала, что погибнет первой: в авиации воевать намного опаснее. Это Давиду полагалось бы сейчас собираться с духом, чтобы выслушать страшную весть.
– Говори, я слушаю, – сказала она.
– Был бой, и он… пропал без вести.
Раиса ожидала не этого. Что за чушь, как солдат может пропасть… не сережка же он, в самом деле. Она растерянно смотрела на Павла.
– Раиса, ты как, ничего?
– Пропал? – повторила она, начиная постигать смысл этого слова.
– Да, – близким к отчаянию голосом подтвердил Павел.
– Это ведь…
– Ты не бойся, я Гридневу не скажу. Никому не скажу, пока не придет официальная сводка. Может, он еще и найдется.
Жалость в его взгляде угнетала ее. Павел повернулся и ушел, меся сапогами грязь.
Она знала, что будет дальше. Вслух никто ничего не скажет, но ясно и так: лучше погибнуть, чем пропасть без вести.
Товарищ Сталин в самом начале войны сказал: «У нас нет военнопленных, есть только изменники Родины». Настоящий патриот должен предпочесть гибель плену; пропавшие без вести автоматически считаются дезертирами. Давида тоже объявят предателем, и вся их семья от этого пострадает. Родителей и младшую сестру лишат продуктовых карточек, Раису в лучшем случае отстранят от полетов. Давид, возможно, лежит мертвый где-то в болоте, но до этого никому нет дела.
Раиса поборола слезы. Нужно вести себя так, словно ничего не случилось. Давид не предатель, но ей никто не поверит, даже если она прокричит это во весь голос. Если его тело не найдут в ближайшее время, он останется предателем навсегда.
Страшно это – желать, чтобы тело брата поскорее нашли. Раисе вдруг захотелось взять в руки оружие – не самолетное, обычное огнестрельное – и в кого-нибудь его разрядить. Возможно, в товарища Сталина.
Если бы кто-то сейчас прочел ее мысли, одним отстранением от полетов дело не обошлось бы. Ее расстреляли бы или послали в лагерь, и в семье у них было бы два предателя. Она не станет больше думать о Сталине и направит свой гнев против настоящих врагов, убивших Давида. Если он, конечно, убит, а не попал в плен.
– Что с тобой, Раиса? – спросила шепотом Инна, сидевшая с ней рядом на штабном совещании. – На тебе лица нет.
– Ничего, все в порядке, – прошептала в ответ она.
Давиду она продолжала писать, как ни в чем не бывало. Это успокаивало ее.
Дорогой Давидка!
Я не говорила еще, что у меня на счету три сбитых фрица? А ты сколько убил? Ладно, не отвечай, и так знаю, что больше. Притом тебе гораздо тяжелее, чем мне: у тебя только винтовка и штык, а у меня мой красавец «Як». Но от нас вам, пехоте, большая помощь: мы с Инной недавно завернули назад целую эскадрилью, не дав им разбомбить станцию. Стараюсь не слишком за тебя волноваться, но это трудно.
Вот собью еще двух и буду считаться асом. Одна женщина-ас у нас уже есть: Лиля Литвяк, которая сражалась под Сталинградом. Я на нее не в обиде, она отличный пилот. Превзойти ее у меня не получится, но я точно не хуже. Если вдруг увидишь ее фото в газете (я слышала, ее часто печатают, чтобы других на подвиги вдохновлять), то знай, что моя Инна гораздо красивее. Трудно поверить, я знаю, но это правда. Может, и мое фото когда-нибудь напечатают? Будешь тогда всем рассказывать, что ты мой брат – жалко, что личиком я не вышла.