Итак, когда Клейтон наслаждался созерцанием береговой линии озера Констанс, доктор Брюггер ехал домой. На этот раз он покинул банк часом позже своих привычных семнадцати тридцати, что весьма его раздражало. Зато он уже имел при себе ответы на вопросы, заданные им сотрудникам швейцарского посольства. Нью-йоркское консульство действительно легализовало на прошлой неделе ряд документов, фотокопии которых предстояло забрать мистеру Ислеру.
Когда в Швейцарии все уже спали крепким сном, Ислер посетил нью-йоркскую коллегию адвокатов, госдеп и отдел регистраций рождений и смертей, после чего ближе к вечеру отправил по факсу доклад в головной офис. Таким образом, когда в четверг, ровно в восемь утра, Брюггер прибыл в банк, ему сразу же принесли подтверждение, что все подписи в бумагах Клейтона подлинные, документы составлены правильно и имеют юридическую силу. Единственный момент в докладе, который не совсем устроил Брюггера, имел отношение к адвокатской конторе «Суини, Таллей и Макэндрюс», ибо старший партнер конторы, мистер Ричард Суини, отсутствовал и должен был вернуться на работу не ранее следующего понедельника. Однако его помощник мистер Уэстон Холл находился на месте и смог подтвердить, что профессор Майкл Клейтон действительно умер две недели назад, его единственного сына зовут Томас Клейтон и что указанная адвокатская контора представляет волю покойного. (Между тем мистер Холл, прежде чем ответить на эти вопросы, записал личные данные посетителя, а также осведомился о причинах затеянного им расследования, каковая информация нашла отражение в напечатанном им меморандуме, упокоившемся на письменном столе доктора Ричарда Суини.)
Удовлетворенный Брюггер вызвал Аккермана и велел позвонить Клейтону. Аккерман исполнил распоряжение, когда стрелки часов показывали десять утра. Связавшись с клиентом, менеджер сказал, что будет рад видеть мистера Клейтона у себя в одиннадцать часов, если последнего это устроит. Том из-за спонтанного каприза — он почти не спал прошлую ночь и нервничал — настоял, чтобы встречу перенесли на одиннадцать тридцать.
Брюггер, перед тем как вновь отдать дело Клейтона в руки Аккермана, напомнил ему о том, насколько ценны для банка депозиты крупных вкладчиков и как он, старший вице-президент, относится к сотрудникам, которые упускают подобные депозиты, играя тем самым на руку конкурентам. Еще раз заглянув в лежавший перед ним файл, прежде чем переправить его по поверхности стола менеджеру, Брюггер отметил, что баланс на счете Клейтона значительно выше, чем на других счетах, которыми Аккерман прежде занимался. Последнее могло служить намеком если не на повышение менеджера в должности в случае умелой проводки этого счета, то по крайней мере на повышение его статуса.
Аккерман, ободренный подобной перспективой, отправился к себе в кабинет, чтобы как следует подготовиться к встрече — то есть выложить на стол все необходимые для проведения столь любимой им «процедуры» документы, включая бланки отказа от претензий, разного рода доверенностей, гарантийных писем и конфиденциальных соглашений с необходимыми инструкциями, мандатами и формами для взятия образцов подписи. Во время переговоров все это должно находиться у него под рукой. Потом он зарезервировал по телефону один из конференц-залов, после чего перезвонил Аликоне и велел ему быть в приемной на пятом этаже ровно в одиннадцать десять.
В десять тридцать утра Клейтон, заплатив по счету, вышел из «Баур ау лак» и во второй раз за последние два дня двинулся вдоль Банхофштрассе. Он был внутренне готов к драке и собирался отстаивать свои интересы всеми силами, что бы там ни говорили ему в банке, хотя и понимал недостаточную обоснованность своих притязаний. Иными словами, банк мог их отвергнуть, твердо стоя на позиции, что никакого счета на имя дедушки Клейтона у них нет.
Счета, которые годами остаются невостребованными, на какое-то время, что называется, зависают, пока не переходят полностью под управление банком. Том знал, что американские банки держат их в открытом состоянии лет пять-шесть, после чего счета переоформляются и консервируются, в каковом виде находятся еще довольно продолжительное время. Но если и за это время никто не заявляет на них права, банки рассматривают такие счета как своего рода наследственную собственность и без зазрения совести тратят доходы с них на покрытие убытков, расходов и поддержание баланса. Еще более в этом смысле преуспели швейцарские банки, которые негласно считают себя полноправными наследниками выморочных или невостребованных счетов. Вкладчики нередко до такой степени засекречивают свои швейцарские авуары, что в случае безвременной смерти владельцев об этих счетах наследники даже не знают. И каждый раз, когда в странах «третьего мира» умирает какой-нибудь деспот, в подвалах банков на Банхофштрассе навечно оседают очередные миллионы долларов. И каждый раз, когда война сотрясает какой-нибудь уголок планеты и лидеры проигравшей стороны платят за поражение своими жизнями, их «левые» денежки находят последний приют в сокровищницах альпийской страны чудес.