Работу Джон не любил, но она была ему нужна. Работа позволяла ему покупать одежду, еду, оплачивать счета и страховку на дом. Был он самым обычным клерком в офисе, печатал документацию, раскладывал строго все по стопочкам, чтобы ни один документ не потерялся. За это Джона ценило начальство, но не повышало. Может быть, не хотело терять столь ценного и аккуратного сотрудника. Других вариантов Джон почему-то не видел, или не хотел видеть.
В этот раз дорогу перегородил большой подъемник с работягами, ремонтирующими столбы электропередач. Джон вспомнил, что по почте ему пришло сообщение о временном отключении электричества и извинения за неудобства, но все же нарушение его привычного распорядка настолько выбило его из колеи, что он захотел выругаться. Впрочем, он смолчал, поскольку старался не вступать в конфликты без причины. Он просто перешел на другую сторону улицы, чтобы не мешать ремонтникам.
Здесь все ему было незнакомо. Другие магазины, иные рекламные вывески, даже новое табло электронных часов. Джон морщился и оглядывался на электриков, мысленно ругая их самыми нецензурными по его мнению словами. Если бы они не ремонтировали проводку, то он бы прошел привычной дорогой, как ходил годами каждый день. А сейчас он вынужден… вынужден идти другой дорогой, менять маршрут, переходить неудобный подземный переход, которого всегда боялся… В общем, эти парни доставили ему много неприятностей.
В подземном переходе тускло мерцала лампочка, приводя Джона в полнейшее уныние. Он тоскливо покосился на наручные часы, чтобы свериться со временем. 7:30. Он успевает на работу. Но черт побери, как же они нарушили его привычный график! Парень был раздражен, но все же сверился с указателями, чтобы найти выход на нужную ему улицу. Вот теперь он это приключение запомнит надолго…
Он свернул за угол и сам не заметил, как наступил на какую-то пленку на бетонном полу. Сначала Джон подумал, что какой-то неряха бросил пакет, и уже хотел было подобрать его, чтобы выбросить в урну для пакетов, но потом…
Пленка засеребрилась и увеличилась в размерах, превратившись в лужу, похожу на лужу машинного масла, вытекающего из сломанных авто. Джон дернулся и в ужасе понял, что не может оторвать ноги от этой пленки. Его ботинки буквально приклеились к ней! Он с нарастающей паникой стал пытаться вырваться, закричал: «Помогите!» — но тишина подземного перехода была ему ответом. Куда-то разом исчезли все люди и производимые ими звуки — разговоры по телефону, пиликанье мелодий, крики детей, шум автомобилей, полицейские сирены…
Джон чувствовал, как его ноги проваливаются в никуда. Словно он стоял не на бетонном полу, а в воздухе. Под ногами не было ничего. Его ботинки уже полностью скрылись в масляной пленке, его черные, идеально ровно выглаженные брюки проваливались куда-то в неизвестность вместе с ногами.
А когда он неистово задергался, то провалился целиком. Он даже не смог понять, что произошло, когда повис в воздухе где-то… не здесь. Джон панически закричал, понимая, что происходящее совершенно не вписывается в привычную картину его мира. Это не просто пойти на работу другой дорогой, это что-то еще более ужасное.
Внезапно его крик перешел в хрип. Джон понял, что воздух, который он вдыхает, для человека не пригоден совершенно. Каждый вдох и выдох давался ему с огромным трудом, словно он втягивает не воздух, а густой тягучий кисель, расплавленную жвачку или растопленный мед. Легкие отозвались болью, в глазах зарябило. Джон попытался было достать мобильный, позабытый в кармане брюк, но руки слушались плохо. В горле драло, будто он наглотался песка, глаза жутко резало, из них потекли слезы.
Парень попытался было осмотреться, но совершенно ничего не понял. Он тер слезящиеся глаза, пытался дышать, хрипел, страдал и понимал, что умрет. Не в своей постели в окружении родственников и друзей, не от автомобильной аварии, как он всегда боялся, и даже не от смертельно опасного вируса Эболы, которым стращают всех СМИ. Нет. Он умрет черт знает где, задохнувшись каким-то дерьмом вместо воздуха!
Джон дергался и пытался кричать, но ничего не помогало. Он постарался успокоиться, задержать дыхание или хотя бы дышать медленнее, но ничего не получалось. В груди пульсировал комок боли, отдаваясь в сердце и глотке. В горле першило и драло похуже, чем от сильнейшей простуды, когда он маленьким мальчиком провалился под лед, катаясь на речке зимой.
Перед глазами парня проносились все его нехитрые жизненные радости. Мать, ныне уже покойная, улыбается, протягивая ему маленького котенка. «Теперь вы будете дружить». Отец, ведущий его в школу первый раз. Друзья, которые помогали ему подняться, когда он упал на скользких ступеньках. Первая любовь — Анита — отказавшая ему в поцелуе на день всех влюбленных. Болезнь матери — рак… Сломленный горем отец… Его собственное расстройство, с которым безуспешно боролись психологи… Радости постепенно переходили в горести.
Джон вспомнил похороны матери, ссору с отцом, который решил начать новую жизнь, склоки с соседями, слишком громко включающими музыку в саду через забор… Он понял, что жизнь его не стоила ничего. Абсолютно. Он прожил тупую, бессмысленную, никому не нужную короткую жизнь. Двадцать шесть лет идиотских правил, которым он должен был следовать потому, что его мозгу так было проще приспособиться к потере. Двадцать шесть лет, потраченных зря. Из них пять лет было потрачено на перекладывание бумаг, чтобы они лежали ровненько, не смещались и не спутались.
Джон засмеялся, точнее, попытался это сделать. Вместо смеха из его горла вырвался хриплый каркающий звук. Он взглянул на свои руки — те стали бледными и подозрительно синеватыми. А потом понял, что зря он мечется — все равно умирать.
Джон висел в нигде и в ничто, в пустоте, заполненной чем-то светящимся и непонятным, в цветной, радужной пустоте… Он уже не мог дышать, только хрипел, скорее угадывал, чем понимал, что происходит. В конце концов он потерял сознание и забылся навсегда.
Его наручные часы показывали 8:00, но уже некому было на них смотреть. Джон Стрейси впервые за пять лет не вышел на работу…
========== Рассказ 3 ==========
— Мой повелитель, — высокий худощавый демон склонился в глубоком поклоне перед троном с сидящим на нем правителем. Он дождался согласного кивка и продолжил: — Человечка выполнила ваше поручение, повелитель. Она добыла артефакт Мертвых Царей и принесла его во дворец…
Демон-помощник как-то печально вздохнул и поправил свесившуюся прядь черных волос. То, что человек способен выкинуть подобный фортель, просто не укладывалось у него в голове.
— Но? — как всегда чуткий к настроению своего помощника повелитель Асториал вопросительно взглянул на своего подчиненного. Помощник явно был чем-то озадачен.
— Но она отказывается его отдавать, требуя, чтобы в обмен на артефакт вы с ней вступили в брак, — потерянно прошептал помощник, внутренне сжимаясь в ожидании справедливого наказания.
— Погоди… А что такое брак? — повелитель демонов недоуменно приподнял ярко-синюю, как и его шевелюра, бровь. — И зачем в него нужно вступать?
— Сам не знаю, повелитель…
— Торсин, не дури. Чтобы ты и чего-то не знал!.. Ладно, даю тебе такое задание — выясни, что такое брак. Как хочешь, у кого хочешь, бери денег, сколько тебе для этого нужно. Мы должны вернуть Копье Мертвых Царей в храм Литоса любой ценой. Иначе нашему миру конец.
— Будет исполнено, мой повелитель, — помощник склонился в еще более глубоком поклоне и, пятясь, вышел прочь.
***
Через три дня Торсин вбежал в тронный зал во время приема, едва не растолкав двух князей, спорящих за земельный надел и просящих милости повелителя.
— Мой повелитель! — демон плюхнулся на колени перед троном, едва не цепляясь за сапог Асториала. — Я нашел, что такое брак! Я перелопатил десятки книг того мира, из которого мы вызвали человечку.
— И? Не тяни, — велел Асториал, на всякий случай отодвигая сапог и жестом веля выйти из зала спорщикам. Те поклонились и повиновались, встряхнув напоследок золотистыми копнами волос, скрученными в причудливые прически.