— Судья Уэда меня понизил в должности, до статуса хинин. Он сделал то же самое для многих людей здесь.
Недоброжелательный гул толпы подтвердил сказанное. Рейко пожалела, что назвала имя отца, чье имя не могло принести ей пользу среди изгоев. Ее телохранители приготовились к атаке.
— Но слово судьи есть закон, — мрачно, с оттенком фатализма, сказал Канаи.
— Я полагаю, что это означает, что мы должны разрешить его дочери, — он махнул копьем в толпу, — заниматься здесь своими делами.
Хулиганы и зрители отошли. Рейко вздохнула с облегчением. Ее охранники, переведя дыхание, вложили мечи в ножны.
— Что именно она хочет сделать? — Староста спросил лейтенанта Асакайя.
— Вы должны спросить у нее.
Канаи выглядел сильно озадаченным необычным обстоятельством, что дочь судьи расследует преступление. Он взглянул насмешливым взглядом на Рейко.
— Сначала я хотела бы увидеть место, где произошли убийства, — сказала Рейко.
— Как вам угодно.
Староста пожал плечами, недоумение все еще не покидало его.
— Но я бы посоветовал оставить это занятие. Должны же вы понять, что вам тут совсем не рады.
Он направился в поселок. Двое из охранников Рейко шли перед ней и другими; товарищи старосты замыкали шествие. Когда они шли между хибарами, жители смотрели на них с угрюмым любопытством. Некоторые последовали за Рейко и ее охраной и вскоре у нее была длинная свита. Рейко оставалось только надеяться, что в дальнейшем о ее расследовании не станет широко известно, что могло нанести вред Сано.
Растоптанная земля под ногами была ровной и твердой, а ее поверхность гладкой и грязной от воды пролитой женщинами после стирки белья или чистки рыбы. Неприятный запах отходов жизнедеятельности человека из застойных выгребных ям вызывали отвращение Рейко. Тут очевидно не было организовано никакого ночного вывоза фекалий. На кострах сжигали мусор, который собирали на свалку, здешний же мусор никто не убирал. Рейко чувствовала, что ее носки и подол уже пропитались здешней грязью. Как могут эти люди жить в таком убожестве?
Ее процессия достигла лачуг. Крошечные хибарки, сбитые из досок сгоревших домов и прочих строительных отходов, словно одеяло, сшитое из лоскутов старых тряпок, высотой едва достаточные, чтобы человек мог встать внутри. Их окна были покрыты грязной бумагой, а крыши сделаны из соломы или разбитых плиток. Слышались споры и визг детей. Рейко прошла под развешанной между лачугами рваной одеждой. Она и ее сопровождение протиснулось мимо мужчин играющих в кости, в узком переулке перешагнули через пьяницу, который лежал без сознания. У одной лачуги, мужчина отсчитывал монеты в руку неряшливой женщиной.
Здесь процветали пороки.
Дым закрывал атмосферу, как вечные сумерки. Здесь стояло такое зловоние, словно наружный воздух не может сюда проникнуть. Тот факт, что ее отец приговорил людей к этой жизни, был неприятен Рейко, даже если они заслужили наказание.
— Это здесь, — сказал Канаи, остановившись у лачуги. Две особенности отличали ее от других установленный на одной стороне навес и белые кристаллы соли, насыпанные на пороге, чтобы очистить место, где наступила смерть.
— Там не так много, чтобы видеть, но смотрите все, что вы хотите.
Он приподнял висевшую над входом тряпку цвета индиго.
Под взглядом наблюдающих изгоев, Рейко вошла вовнутрь. Мутный дневной свет проникал сюда через два окна. Резкий металлический и неприятные запахи гниющей плоти и крови стоял в воздухе. Рейко закрыла горло, ее подташнивало. На полу она увидела темные пятна, где кровь пропитала утрамбованную землю. В лачуге была только одна комната плюс ниша под навесом, все пространство было меньше, чем спальня в ее доме. Она не могла поверить, что четыре человека могли жить здесь. Комната была пуста, за исключением глиняного очага в углу.
Канаи сказал от двери:
— Соседи разграбили все, что можно было унести — посуду, одежду, прочие тряпки. Люди здесь настолько бедны, они не стесняются грабить мертвых.
Рейко увидела, что не может найти здесь никаких доказательств. Но, хотя она чувствовала, как загрязнение смерти просачивается в нее, и отчаянно хотела вздохнуть свежего воздуха, она осталась, надеясь впитать обстановку места преступления. На одной из стен были зубчатые надрезы ножом. Рейко рассчитывал тридцать восемь, возможно, очков игры в кости. Она чувствовала затяжные эмоций гнева, ужаса и отчаяния.
— Простите мое любопытство, — сказал Канаи. — Но почему судья послал вас расследовать убийства?
— У меня есть некоторый опыт такой работы.