— Мой отец был палачом, — сказала Югао. Она облегчила давление ножа на горле Рейко. Рейко осторожно выдохнула и ее мышцы расслабились.
— Он приходил домой и рассказывал о том, сколько людей он убил, и что они сделали, прежде чем попасть под суд, — продолжала Югао. — Он говорил нам, как они себя вели прежде, чем он их казнил. Он говорил о том, как он им рубил головы.
Рейко сосредоточила взгляд на лице Югао, в надежде удержать внимание Югао на этом, а не на руках.
— После войны, много самураев армии Янагисавы от армии были казнены. Они были его товарищами. — Ярость обиды за друзей своего возлюбленного загорелась в глазах Югао. — Мой отец многих из них убил. Он хвастался этим, потому что они были важными людьми, и он был хинин, но они были мертвы, а он был жив. Каждый раз, когда он убивал кого-то, он вырезал метку на стене.
Рейко вспомнила, что видела эти зарубки в лачуге. Она потихоньку отвела свою правую руку сторону, нащупывая нож позади себя.
— Я не могла позволить ему продолжать убивать их, — сказала Югао. — В ту ночь я не смогла больше слушать его бахвальство. Так что я ударил его ножом. Это я смогла сделать для своего любимого.
Наконец Рейко поняла, почему Югао не хотела раскрыть мотив своего преступления, она избегала упоминать о Кобори, боясь разоблачения его преступлений. Но Рейко также чувствовала, что прошлые и настоящие обиды переполнили Югао и толкнули ее на убийство родных. Югао давно ненавидела отцу за то, что он с ней сделал, а затем отверг ее. Она, возможно, смирилась бы с этим, или ударила его ножом в другое время, но его преступления против товарищей Кобори, наконец, подтолкнули ее неустойчивую психику на убийство отца.
— Почему же ты убила свою мать мать и сестру? — спросила Рейко.
Презрительная улыбка искривила губы Югао.
— Пока я убивала отца, мать просто забились в угол и плакала. Она находила оправдания всем своим преступлениям. Она могла бы меня остановить. Если бы она заботились о нем, она должна была это сделать. Несчастные трусы заслуживает смерти.
Возможно, Югао хотела, чтобы они ее остановили, предположила Рейко. Может быть, она все еще любила отца, несмотря ни на что. Если так, то она наказал их за их неспособность спасти его от нее самой, а также за прошлые несправедливости по отношению к ней. Теперь осталось выяснить лишь один вопрос.
— Почему ты призналась? — спросила Рейко.
— Это я сделала для него, — сказала Югао. — И я хотела, чтобы он это знал. Я не ожидала, что когда-нибудь увижу его снова, но чтобы он услышал, что я сделала. Он бы понял, почему. Он бы знал, что я умерла для него и был бы благодарным.
Величина ее заблуждения поразила Рейко.
— Тогда почему ты убежала из тюрьмы вместо этого, — пальцы Рейко нащупали за спиной рукоять ножа.
— Огонь был предзнаменованием. Он сказал, что я должна была воссоединиться с ним вместо того, чтобы умереть за него.
Югао нахмурилась внезапным подозрением на Рейко.
— Что ты делаешь?
— Просто почесала спину, — солгала Рейко.
— Покажи руки, я хочу их видеть.
Когда Рейко повиновалась, она потеряла надежду ударить Югао прежде, чем та сможет ударить ее. Она придумала новую тактику.
— Ты убивала для Кобори. Ты была готова пожертвовать своей жизнью ради него. Что он когда-нибудь сделать для тебя?
Югао посмотрела на Рейко, как смотрят на сумасшедших:
— Он любит меня.
— Он так сказал?
— Он не должен был ничего говорить. Я знаю.
— Откуда ты знаешь?
— Он занимается любовью со мной, — сказала Югао.
— Ты хочешь сказать, он получает удовольствие, когда трахает тебя, — сказала Рейко. — Это не значит, что он как-нибудь заботится о тебе, кроме физически удовлетворяет.
— Он пришел ко мне после войны. Для него не имело значения, что я была хинин.
Впервые в голосе Югао прозвучало стремление доказать, что она имела в виду, как много Кобори, как он с ней сделал.
— Он хотел быть со мной.
Рейко вспомнила о разгроме фракции Янагисава во время войны, и она предположила:
— Так он же был ранен?
— Да. Ну и что?
— Таким образом, он был ранен, и нигде не мог больше показаться. И я уверена, что как только он поправился, то он сразу ушел. Не так ли?
Сигнал тревоги на лице Югао подтвердил Рейко, что она угадала:
— Он должен был уйти. У него были важные дела.
— Важнее, чем ты, — сказала Рейко. — Скажи, когда ты сбежала из тюрьмы, он был рад видеть тебя?
Югао взорвалась:
— У него другие проблемы на уме.
— И ты сделалась одной из них, — сделала вывод Рейко. — Он знал, что ты могла способствовать его задержанию. И он был прав. Ты привела к нему правосудие. Он бросит тебя, как только он сможет.
— Мне все равно, — сказала Югао, но ее глаза заблестели от слез и страданий, ее голос дрожал, она прекратила свою браваду.
— Он все у меня есть.
Наконец Рейко вытащила дух Югао из твердой оболочки. Потери и лишения обусловили жизнь Югао. Она потерял невиновность, а также любовь своей матери, из-за порочности своего отца. Она потеряла свой дом, богатую жизнь в дочери купца и свое место в обществе. Сестра забрала у нее любовь отца. После того, как она убила свою семью, она потеряла всех родных и свободу. Теперь она отчаянно цеплялась за последнее, она еще не потеряна.
— Я не позволю вам забрать меня от него! — она плакала.
Однако, даже сейчас, когда Рейко стало жалко ее, Югао быстро сморгнула слезы. Знакомый щит враждебности закалил ее взгляд.
— Мне надоело слушать тебя. — ее голос прозвучал жестко. Ее глаза пылали еще большей ненавистью, потому что Рейко заставила ее разоблачить себя:
— Пришло время покончить с тобой навсегда.
Лишенный охраны, слепой, и безоружный, Сано понял, что, если так дела продолжается и дальше, то у него не будет никаких шансов. Он установить контроль над ситуацией. Первое, что должен сделать выйти из ловушки, в которую его заманил Призрак. Сано полз по полу, пока не уткнулся в стену из деревянных панелей. Он ощупывал ее, пока его рука не обнаружила паз. Он вставил пальцы и потянул. Панель скользнула.
— Что ты делаешь? — прозвучал голос Кобори, его тон говорил, что ему не по душе, что Сано изменил правил игры.
За панелью была другая, из бумаги дорогом обрамлении. Свет светился через нее, достаточно яркий, чтобы Сано видел, что он находится один в пустой комнате без мебели. Он сдвинул и открыл панель. С другой стороны была дверь заколоченная грубыми досками. Лунный свет проходил через трещины между ними: дом был заколочен до лета от воров. Сано попробовал вытащить доски левой рукой, так как его правая рука онемела и была бесполезной. Когда доски не поддались, он ударил по ним.
— Вы не можете сбежать от меня, — прошептал Кобори.
Его голос приблизился, в сопровождении топота, который разнесся по дому. Сано огляделся в отчаянии и увидел в углу приставную деревянную лестницу. Он бросился к ней.
— Куда ты идешь? — голос Кобори обострился.
Сано достигли вершины лестницы, которая закончилась на площадке возле потолка. Он уперся рукой в потолок и поднял люк. Либо Кобори забыл запереть этот выход или он думал, что Сано его не найдет. Сано просунул голову через отверстие, в лунном свете и свежим, чистым воздухом.
— Стоп! — приказал Кобори, его шепот выдавал волнение. — Вернись!
Неловко подтянувшись, Сано забрался на крышу. Он стоял на ее наклонной поверхности, массируя свою правую руку, возвращая ее жизни. Крыша простиралась примерно на сто шагов в длину и пятьдесят в ширину, с возвышениями над фронтонами. Над Сано находился балкон верхнего яруса дома, и лесистый холм. Под ним лежала крыша нижнего уровня, холмистая долина, которая, понижаясь, уходила к тусклым огням Эдо. Луна плыла по низкой дуге, под звездами и, по-прежнему, ярко сияла. Это был не самое лучшее поле боя, но по крайней мере здесь он мог увидеть приближение Призрак.
— Ты ждешь, когда я буду достаточно сильным, чтобы ворваться в дом, — обратился Сано через люк к Кобори. — Если ты все еще хочешь, достать меня, тебе придется подняться сюда.