А что там с возрастом? Я была уверена что это нога пожилого человека, однако на борту никого подходящего под описание не было. Может ли какая-нибудь патология, кроме подагры, подтвердить мою уверенность?
А как же ускоренное гниение?
Я сделала еще один срез с нетронутого края голени, подписала и упаковала его. Если нога останется не идентифицированной, то впоследствии я могла бы провести гистологический анализ для более точной оценки возраста. Однако микроскопический анализ придерся подождать. Снимки были сделаны экспертами в Шарлотте, так что опоздание было солидным.
Я снова упаковала ногу и отдала ее курьеру, отвечающему за них, и продолжила работу, как и в предыдущие четыре дня, идентифицируя останки. Часы летели, а я сортировала тела и части тел, исследуя самые мельчайшие детали. Я не замечала как другие приходили и уходили, как дневной свет в окнах стал сереть.
Я совсем потеряла счет времени, пока не подняла голову и не увидела Райана, укладывающего в кучу сосновые ящики в дальнем углу пожарной станции. Он подошел к
моему столу с таким серьезным лицом, которого я раньше не видела.
— Как дела? — спросила я, опуская респиратор.
— Скорее рак на горе свиснет, чем мы все это отсортируем.
Его глаза были усталыми и под ними обозначились темные круги, а лицо стало таким бледным, как обескровленная плоть лежащая на моем столе. Это меня шокировало. Затем пришло понимание. В то время как моя грусть касается незнакомых мне людей, его боль была личной. Они с Бертраном были напарниками почти год.
Мне хотелось сказать ему что-нибудь успокоительное, но в голову лезла только одна фраза: «Мне так жаль Жана!»
Он кивнул.
— Ты в порядке?
Он расслабил сжатые челюсти.
Я вышла из-за стола, чтобы взять его за руку, но тут мы оба уставились на мою протянутую руку в окровавленной перчатке.
— Стоп, Квинси, никаких рукопожатий.
Комментарий снял напряжение.
— Испугалась, что ты прикарманишь скальпель, — улыбнулась я, схватив инструмент.
— Тайрел сказал, что ты свободна.
— Но…
— Уже восемь вечера. Ты здесь 13 часов.
Я взглянула на часы.
— Встретимся за этим храмом любви и я помогу тебе с расследованием.
Мои спина и шея занемели, а в глаза будто насыпали песка. Я опустила руки на талию и потянулась.
— Или я тебе помогу.
Когда я распрямилась, то уперлась взглядом прямо в глаза Райана, который с наслаждением наблюдал за мной.
— Даже не думай! Я усну как только голова коснется подушки.
— Тебе надо поесть.
— Боже, Райан, ну причем здесь мое пищеварение? Ты хуже моей мамы!
В это мгновение я заметила машущего мне Ларка Тайрелла. Он показал на свои часы, а потом провел рукой по горлу. Я кивнула, что поняла и закругляюсь.
Сказав Райану что мы можем только побеседовать, и больше ничего, я разложила останки по пакетам, заполнила бланки прилагающиеся к ним, и отдала все коробки курьеру.
Одевшись в свою обычную одежду, я умылась и вышла.
Спустя минут сорок мы с Райаном сидели в кухне гостиницы и ели сендвичи с мясом. Он уже в третий раз жаловался как ему не хватает пива.
— Алкоголики и обжоры кончают в нищете, — ответила я на это, вытряхивая кетчуп из бутылки.
— Кто сказал?
— Если верить Руби — Книга Притчей Соломоновых.
— Я бы совершил преступление чтобы выпить пивка.
Похолодало и Райан был одет в лыжный свитер василькового цвета, превосходно сочетающийся с цветом его глаз.
— Это точно сказала Руби?
— Шекспир это сказал. В «Генри VI».
— Твоя жизненная позиция?
— Как и Генри, Руби деспотична. Расскажи о расследовании.
Я откусила сендвич.
— Что ты хочешь узнать?
— Нашли черные ящики?
— Вообще-то они оранжевые. И ты кетчупом измазала щеку.
— Уже нашли самописцы?
Я вытерла лицо и удивилась — ну как мужчина может быть таким симпатичным и в то же время таким раздражающим?
— Да.
— И?
— Их отослали в лабораторию NTSB, в Вашингтоне, но я слышал копию записи переговоров в кабине экипажа. Хуже этих 22 минут я еще не переживал.
Я ждала продолжения.
— В FAA строжайшие правила поведения в кабине на высоте до 10.000, так что первые 8 минут пилоты очень заняты. После они уже ведут себя посвободнее, переговариваясь с диспетчерами, болтая о детях, обедах и игре в гольф. Вдруг треск и все меняется. Они тяжело дышат и орут друг на друга.