-- "Царевна Несмеяна", -- еле ворочая языком, проговорил он. -- Слова и музыка Шангина-Березовского...
-- Ты чего гонишь?! -- выкрикнул из кресла Золотовский. -- Шангин в "Что? Где? Когда?" играет, а Березовский -- в Совете Безопасности замом у Рыбкина. Ты что, издеваешься?
-- Эдик, не горячись, -- простонал Аркадий.
-- Что значит, не горячись?! А если над тобой издеваются?!
-- Это правда песня Шангина-Березовского. "Трудное детство" ее просто реанимировала. Это один человек, а не два.
Губы Золотовского впились в сигарету и за одну затяжку сожгли не меньше сантиметра табака. Санька зачарованно смотрел на появившийся серый кончик сигареты. В зоне таким кусочком табака вволю накурились бы не меньше трех человек.
-- Ладно. Гони своего Березовского, -- разрешил Золотовский. -- Один куплет.
-- Ты стои-ишь у окна, на-а дворе осенний ветер. Ты стои-ишь и молчишь, и не видишь ничего, -- еле вытянул Санька.
Сухой язык с трудом ворочался под пересохшим небом. Он скорее мешал горлу, чем помогал ему. Хотя и горлу было не легче.
-- Потому-у что опять он пришел и не заметил, как ты лю-убишь его, как тоскуешь без него...
-- Хватит, -- оборвал его Золотовский. -- Ну как, Аркадий?
-- Две ноты сфальшивил, -- радостно сообщил он. -- Средний уровень.
-- А мне гении и не нужны. Ты же сам говорил, Аркадий, что и "Битлы" были средним уровнем, пока у них не появился продюсер Хинштейн...
-- Эпштейн, -- поправил он. -- Да, он красиво раскрутил их на первых гастролях в Штатах. Почти все средства потратил на оплату толпе "фанатов", встречавших "Битлов" на американской земле. Зато потом как это вложение оправдалось!
-- История, к сожалению, не повторяется. Ладно, в каком имидже ты его видишь? Волобуев тяготел к року...
-- Ну, и зря! Сейчас деньги можно сделать только на попсе!
-- А техно!
-- Только на попсе! Будем лепить сладкого мальчика, который никак не найдет свою девочку...
-- В этом имидже уже ниша занята.
-- Ты имеешь в виду Сташевского? -- угадал Аркадий и радостно потер ладошки. -- Он уже сменил имидж. Теперь он в амплуа парня, от которого ушла девица. Тоже кассовый вариант. Все-таки основной зритель -- бабы-дуры...
-- Чуть не забыл, Аркадий!.. Он только что освободился. Может, сменим имидж на уголовный?
-- Ни в коем случае! В той нише кого только нет! Там толчея как в метро в час пик! Новиков, "Лесоповал", Гоша Арбатский, Толя Полотно, Трофим, Ваня Московский, Игорек Герман, Вова Гогин, Слава Клименков...
-- Все-все-все! Убедил! Беру свои слова обратно! Композиторов сам подключишь?
-- Это без проблем. Стихи -- тем более. Сейчас все поэты -- нищие.
За копейки напишут.
-- Не скажи, Аркадий! Я одного знаю. Ему по штуке за текст кидают.
-- Нам такие не нужны. Главное, чтоб рифмовалось.
Санька только сейчас снова повернул голову к часам. Желтый маятник тупо перемалывал воздух внутри деревянной башни. Никто больше не сверлил оттуда Саньку взглядом. И он подумал, что больше не нужно спать на вокзалах.
-- А как его звать? -- первым вспомнил об имени Аркадий.
-- Санька, -- ответил за него Золотовский.
-- А фамилия?
Вот здесь уже Золотовский не мог сработать суфлером. Под хруст кресла он перебросил вопрос Саньке:
-- Какая фамилия-то у тебя?
-- Грузевич.
-- Не пойдет! -- вскрикнул Аркадий и перепугал этим Саньку.
Он еще никогда не видел, чтобы люди так быстро переходили от полусонного состояния к бешеному возбуждению. Впрочем, он никогда и не видел мужиков с серьгой в ухе.
-- Ни в коем случае не пойдет! Не эстрадная фамилия. Нужен псевдоним...
-- Весенин! -- подпрыгнул на кресле Золотовский.
-- Почему Весенин?
-- Ты же сам говорил. что если ему волосы отпустить, то на Есенина будет смахивать. А где Есенин, там и Весенин!
Лицо Аркадия сморщилось, как будто из спелого яблока превратилось в печеное. Он подержал его таким несколько секунд и все же разгладил морщины.
-- Не лучший вариант, конечно. Но ладно уж. Пусть Весенин.
-- Как тебе у ребят в берлоге? -- неожиданно спросил Золотовский. -Классно?
-- Нормально.
-- Обстановка, конечно, спартанская, но жить можно. Зато район -сказка! Точно?
Перед глазами Саньки желтыми вспышками замелькали проносившиеся мимо троллейбуса окна Крылатского, и он с облегчением кивнул. Вспышки исчезли, а глаза с удивлением поймали в стекле часов все то же седое лицо. Прошлое смотрело на него с укором, и Саньке впервые стало по-настоящему страшно.
-- "Бабки" на первое время получи у Венерочки, секретарши, -причмокнул он губами и пригладил и без того ровненький височек. -- Держись с группой. Что делать дальше, тебе скажут. Все. Иди... И это.. смени прикид... Купи себе приличные тряпки. А то в этом рванье тебе скоро начнут милостыню подавать...
Санька по-военному резко развернулся через левое плечо и тут же посмотрел на потайную дверцу в мебельной стенке. Именно там стоял в первый его приход Лось. Но сейчас дверца оказалась плотно прикрыта. Призрак седого испарился из комнаты, но Саньке не стало от этого легче. Какая-то заноза засела в сердце и никак не хотела оттуда выходить.
В приемной он получил от Венеры, ставшей вдруг любезной и ласковой, несколько стотысячных купюр, не считая сунул их в боковой карман куртки и вдруг вспомнил, что именно этот карман зеки зовут "скулой".
-- Понравилось в Москве? -- с придыхом спросила девушка.
Как ни старалась, хрипотцу скрыть она не могла. И замаскировала свой самый большой недостаток улыбкой.
Она была такой приторной, что Саньке даже почудился сахар во рту. Он торопливо сглотнул слюну, избавляясь от ее сахара, и прожевав что-то типа "Ны-нормально", вышел в коридор.
Лося у дальней двери не было видно, и Сашка решился на невозможное. Он шагнул к одной из белых дверей. Ему сильнее всего показалось, что из комнаты именно за этой дверью есть ход в кабинет Золотовского, ход через дверь мебельной стенки.
Он рванул на себя белоснежную створку и удивленно застыл при виде зековского интерьера: четыре металлические двухъярусные койки по две у каждой стены, синие казенные одеяла на них, тумбочки, набитый огромный рюкзак в углу. Впрочем, рюкзак к пейзажу зоны уже не подходил.
Санька уже хотел шагнуть в комнату, чтобы узнать, есть ли все-таки из нее ход в кабинет Золотовского, но тут ему на плечо опустилась ладонь. Такая увесистая пятерня могла быть только у седого.
Санька обреченно обернулся и сразу ощутил, как схлынул испуг.
-- Ты чего это? -- глухо спросил его Лось.
Челюсти охранника упрямо перемалывали что-то, и Саньке показалось,
что это вчерашняя жвачка, которая успела за ночь подсохнуть.
-- Выход ищу... Вот...
-- Выход там, -- кивнул Лось в глубь коридора и поморщился от резкого звука звонка. -- Кого это принесло?
За спиной Лося, как на прицепе, Санька проплелся к двери, послушал клацание трех сейфовых замков и чуть не получил по физиономии.
В коридор из-за двери ввалился лохматый, потрясающе стильно разодетый парень и, расстегивая на ходу кожаную жилетку, обшитую чудовищным желто-красным узором, прокричал:
-- Шеф на месте?!
-- Ты чего, Децибел? -- невольно отступил и Лось, хотя совсем не мешал парню пройти дальше.
-- Не твое дело! -- взвизгнул парень и бегом бросился к кабинету Золотовского.
Его бордовые джинсы исчезли за поворотом.
-- Ну, дела! -- удивился Лось.
-- Заваруха какая? -- понаглее спросил Санька.
-- Да я Децибела никогда таким прикантованным не видел.
-- Без понта?
-- Да иди ты! -- огрызнулся Лось.
В эту минуту Санька пожалел, что не закрыл за собой белую дверь. Если из той комнаты все-таки был проход в кабинет Золотовского, он бы точно узнал, почему впервые в жизни так разнервничался парень со странным именем Децибел.