-- Что у тебя на Малько? -- рисуя на листке каракули, спросил Тимаков.
-- Судя по его телефонному разговору с девицей, он должен появиться у нее ближе к полуночи.
-- Будем брать.
-- А не спугнем Золотовского, Станислав Петрович?
-- Он не из пугливых... А если задергается... Тем хуже для него. Значит, наследит...
Истончавшую до тишины песню Меладзе тут-же заменил по-комсомольски бодрый голос ди-джея. Он нес какую-то немыслимую чепуху. Слова, как колорадские жуки в банке, заскакивали у него одно за другое, и оттого трудно было понять, как же он сам понимает себя. Впрочем, на коммерческих радиостанциях других ди-джеев и не существовало. Их словно высиживали в одном огромном инкубаторе и потом насильно приковывали к пультам. Впрочем, это было совсем не так, но Тимаков нутром не любил ди-джеев. Поставщик наркоты через стройбат тоже оказался из их стройных рядов.
-- Держи связь с наружкой, -- мягко приказал он Павлу. -- Если вдруг что-то с этим петухом прорежется, тоже будем брать...
-- Вы имеете в виду Децибела, ди-джея?
-- Да.
-- Я звонил в наружку. Полчаса назад. Никаких подозрительных контактов не было. В ночном клубе Децибел вел стриптиз-шоу, потом, после драки у бара, развлекал посетителей дисками...
-- В смысле?
-- Ну, прокручивал их на си-ди-проигрывателе.
-- А-а... А сегодня, до обеда?
-- Спал. Вы же сами знаете, в шоу-бизнесе рабочий день длится с вечера до двух-трех часов ночи, а потом они спят до полдня. У Децибела вечером -опять рейв-клуб. Тусовка его любит...
Ди-джей, сидящий в радиоприемнике, объявлял новую песню Кемеровского, и Тимаков тут же вспомнил то, ради чего он вызвал подчиненного.
-- Сотемский только что доложил из Кемерово, что курьер из аэропорта поехал в сторону Прокопьевска...
-- Седой?
-- Рюкзак с сигаретами все так же при нем. Чего он едет в Прокопьевск, мне ясно. Вопросы о другом. Один из них возьми на себя.
-- Слушаю, Станислав Петрович...
-- Выясни настоящую фамилию Серебровского, хозяина ночного клуба.
-- Она настоящая! -- воскликнул Павел. -- Это у Золотовского подлинная фами...
-- Ты приказ понял?
-- Так точно!
-- Вот это другое дело.
-- И еще, по тому же Серебровскому. Выясни, откуда он родом, в каких краях прошла юность...
-- Ясно, -- уже не сопротивлялся Павел.
-- Ты в секретку спускался?
-- Ага, так точно!
Нудный Кравцов так заполонил все его мысли, что Павел чуть не забыл о своей ежедневной обязанности.
-- Есть что-нибудь новенькое?
-- За эти сутки по докладам агентуры ничего интересного для нас не замечено.
-- Совсем?
-- Так точно.
-- А это?! -- резким движением толкнул пальцами по столу бумажку Тимаков. -- А на это ты почему не обратил внимания?!
Павел лихорадочно пробежал по строчкам, где было больше цифр, чем букв: номера ИТК, то есть колоний, суммы денег, дни и время суток.
-- Общак трех зон Забайкалья? -- самого себя спросил он. -- А нам-то это к чему?
-- Думать надо, Паша, думать! -- не сдержал раздражения Тимаков. -Одна из зон -- та, в которой правил Косых, брат Золотовского. Неделю назад его положили в лазарет зоны. И паханом тут же короновали Клыкина, седого. Если ты еще не забыл, Сотемский следит в Кузбассе за его странным двойником. И как только Клыкина, он же -- Клык, короновали, "общак" трех зон сразу ушел в неизвестном направлении. Я думаю, это неспроста.
Павел встал, еле успев подхватить упавшую с колен шапочку, пошел к
двери, и под его мерные шаги ди-джей вычурно громко объявил:
-- А сейчас я представлю новую песню обновленной группы "Мышьяк".
После гибели ее лидера Володи Волобуева у них появился новый
солист с чудной фамилией Весенин. Нет, не Есенин, и не Осенин, и даже не Осин, а так вот по-простому, по-народному, по-сермяжному, можно сказать, -- Весенин! И название у их отпадного хита тоже какое-то весеннее, чирикающее, какающее и прыгающее, как человек, который глотнул мышьяку и теперь от него тащится. Ну, не буду вас, дорогие фэны, тормозить, не буду портить мазу, а типа объявляю эту как бы песню под зоологическим как бы названием и как бы не названием "Вор-р-робышек"!
Павел обернулся и глаза в глаза встретился с Тимаковым. Лицо начальника было все таким же мрачным. Наверное, он впервые в жизни был согласен с ди-джеем. Как бы песня, которую они вчера прослушали, сидя в уголке в ночном клубе, вполне заслуживала ерничания ди-джея.
Павел вышел в коридор, аккуратно прикрыв за собой дверь и с удивлением увидел, как с площадки их этажа нырнула к лестнице куртка Кравцова.
Смущенно сплющив губы, Павел прошел в свой кабинет, открыл его и тут же направился к окну. Сверху было хорошо видно, как из-под козырька навеса над входом пробкой выскочила сгорбленная фигурка Кравцова.
Он побежал навстречу потоку ветра, и поземка секла его по ногам, как осколки стекол. От вида его непокрытой головы Павел испытал жалость и тут же натянул на свои волосы шапочку. Сразу потеплело, и он подумал, что Кравцову тоже от этого стало лучше.
Выдвинув ящик стола, Павел достал ключи, открыл сейф, швырнул на стол папку с документами по делу и недоуменно пожал плечами.
Ну с чего это шеф взял, что Серебровский -- это псевдоним? Проверяли ведь уже -- настоящая фамилия.
Глава шестнадцатая
РАСКРУТКА НАБИРАЕТ ОБОРОТЫ
Жизнь понеслась со скоростью курьерского поезда. В обед, после четырех часов съемок на клип песни "Воробышек", Саньке казалось, что вчерашний вечер со стычкой, с мрачным седым человеком в черных очках, с мелькающими перед глазами бюстами стриптизерш был, как минимум, месяц назад.
А в самом начале съемок, когда в голове гудел коньяк, по традиции все-таки выпитый группой на хазе в Крылатском, больше всего мерещилось, что здоровяк с рассеченным лбом ввалится в павильон и все-таки поквитается с Санькой. Его долго, не меньше часа, гримировали, потом всунули в пестрые тряпки, и он сразу ощутил себя придурком. Хотя мог бы ощутить вещью. Особенно после того, как режиссер начал командовать Санькой через своих ассистентов, так ни разу и не обратившись по имени к нему самому.
-- Переставьте человека на дальний план! Скажите солисту, чтоб не торчал чучелом, а шевелил руками! Объясните объекту, что ему нужно стоять в фас, а не в профиль к камере!
Санька, не обижаясь на режиссера, на котором мешком сидела такая же придуравошная пестрая одежонка, становился то Человеком, то Солистом, то Объектом, и эта маскировка под другие имена создавала впечатление, что все это происходит в павильоне не с ним. Кто-то другой, переставляя за него прозрачные, неощутимые ноги, взбирался по винтовой лестнице, ведущей в никуда, а точнее, в воздух под потолком павильона. Кто-то другой открывал рот в унисон песне, рывками то возникающей внутри здания, то исчезающей среди глазастых прожекторов и фанерных декораций сада. Кто-то другой пытался серьезно смотреть на выряженную в воробышка Венеру, хотя настоящий Санька помирал внутри него со смеху от вида толстой курицы, утыканной вместо перьев серым мохом. Его заставляли строить рожи камере с полуметра, подбрасывали на жестком батуте, несколько раз перемалевывали лицо, и он так и не понял, что же на нем было: то ли синяки, то ли румяна, то ли и то, и другое вместе.
Венеру в ее куриной одежде тоже погоняли по винтовой лестнице, разок подбросили на батуте и чуть не уронили при этом на пол, потом заставили выполнять чисто женскую работу -- таскать в авоське три десятка яиц. Над ней издевались не меньше, чем над Санькой, но когда режиссер в порядке экспромта заставил разбить сетку с яйцами у Венеры на голове, Санька не сдержался и полез защищать партнершу.
-- Уберите посторонних! -- новым словом обозвал его режиссер, гневно сверкнул раскосыми глазами и все-таки заставил ассистентов шмякнуть об Венеру сеткой.
Со сноровистостью воробышка она увернулась, и оранжево-желтая масса выплеснулась ей не на голову, а на спину. С криком "Ур-роды!" Венера рванула замок-"молнию" спереди на костюме, сбросила с себя намокшую "птичью" шкуру, и режиссер от радости захлопал в ладоши. Лысина на его сморщенной голове осветилась каким-то ярким светом, будто под кожей зажгли лампочку. На Венере ничего не осталось, кроме полупрозрачных бежевых трусиков, и оператор не выключал камеру, пока она не убежала из павильона в одну из комнат студии.