…Эд его помнил, даже странно.
— Ты Дан, да? Ну что, созрел?
— Созрел.
— Это хорошо, что созрел. Ну, приезжай.
— Куда? Когда?
В трубке помолчали.
— Давай встретимся в том самом сквере, в тот самый час. Это будет даже романтично.
Плевать было Даниле на романтику. Ему вообще на все было плевать, так его достала жизнь.
— Договорились, — сказал он.
— Мы с тобой, пупсик, еще ни о чем не договорились. — В трубке послышались короткие гудки, а сердце сжалось от недобрых предчувствий.
Данила добрался до места вовремя, не опоздал ни на секундочку, но Эд его уже ждал, стоял возле той самой скамейки, у которой они встречались в прошлый раз. Вместо брутального плаща за две тысячи баксов на нем была длинная шуба из неведомого зверя, на голове — лохматая шапка, на ногах — унты. Посмешище, а не мужик…
— Привет, пупсик! — Он весело махнул рукой.
— Я не пупсик, — огрызнулся Данила.
— А, ну да! Ты же мне за «пупсика» собирался что-нибудь сломать.
— И сломаю, если не прекратишь.
— Ладно, Дан, не стану я тебя больше пупсиком называть, раз уж тебе это так неприятно. Поехали!
— Куда?
— Знакомиться с новым местом работы.
Эд ездил на «Фольксвагене» ядовитого канареечного цвета. Легкомысленная какая-то машинка, честное слово. Но стоило только громко и совсем не легкомысленно взреветь мощному мотору, Данила понял, что машинка очень даже ничего. Зверь, а не машинка. Это только с виду она как игрушечная. У этого Эда вообще все обманчиво. Сам выглядит как кисейная барышня, а хватка железная. И машинка с виду ерунда, а на самом деле зверь…
В салоне было тепло и уютно. Данила не заметил, как задремал.
— …Хватит дрыхнуть! Приехали! — послышалось над ухом.
Парень вздрогнул, открыл глаза. «Фольксваген» стоял перед двухэтажным зданием, сияющим огнями, как новогодняя елка.
— Вот это и есть клуб «Основной инстинкт», твое новое место работы, — с гордостью сказал Эд. — Нравится?
Данила пожал плечами.
— Что? Не нравится?!
— Поживем — увидим.
— А ты, как я погляжу, парень осторожный, осмотрительный. — Эд хитро зыркнул цыганским глазом. — Ладно, выметайся из машины, осмотрительный!
Данила с сожалением выбрался из «Фольксвагена», вслед за Эдом поднялся по невысокой гранитной лестнице, в нерешительности остановился перед сияющей хромом и стеклом дверью.
— Что стал?! — Эд больно ткнул его локтем в бок. — Нечего тут пугалом торчать, клиенток отпугивать.
— Это чем я их отпугиваю? — обиделся Данила.
— Да прикидом своим убогим! Чем же еще? Над твоим гардеробчиком еще предстоит очень серьезно поработать. «Основной инстинкт» — солидное заведение. Нам это реноме нужно поддерживать.
— Что поддерживать?
— Ох, темнота! — Эд страдальчески закатил глаза и втолкнул Данилу в уютный, залитый мягким светом холл.
Внутри было почти так же тепло, как в канареечном «Фольксвагене» Эда, вкусно пахло кофе и духами. Данила шмыгнул носом и, поймав на себе насмешливый взгляд охранника, нахмурился.
— Пойдем, не стой столбом! — Эд уже тащил его сначала вверх по мраморной лестнице, а потом по узкому гулкому коридору мимо закрытых дверей.
Они остановились у предпоследней двери. «Арт-директор» — прочел Данила на золоченой табличке. Пару секунд Эд повозился с замком, а потом отвесил шутовской поклон и сказал:
— Прошу!
Будуар… Не кабинет, а самый настоящий будуар. Округлые линии, карамельные цвета, зеркальный столик перед заваленным подушками диванчиком, фривольные фотографии на стенах. Данила даже покраснел от такого обилия обнаженной натуры, большей частью мужской.
— Присаживайся! — Эд кивнул на диван, сам подошел к рабочему столу, заваленному всякой ерундой. Песочные часы, статуэтка ангела, хрустальная пепельница, какая-то странная железная конструкция с мельтешащими внутри шариками. Полезным и нужным здесь был лишь один предмет — компьютер.
— Нравится? — Эд проследил за взглядом гостя.
Данила молча кивнул.
— Мне тоже нравится. Очень полезная в хозяйстве штука. Вся документация теперь в нем. Опять же, игр много разных забито. Можно расслабиться в свободное от работы время. — Эд сунул шубу в шкаф, шапку небрежно швырнул на диванчик, с нежностью погладил выключенный монитор, задумчиво посмотрел на Данилу, а потом вдруг велел: — Скидывай-ка свое барахло.