Но однажды, возвращаясь из поездки к кузине, Леонард столкнулся на площади с давно забытым знакомым.
Пласид де Фредёр – вдовец, с которым месье Гобеле познакомился еще подростком, а затем поддерживал холодную и довольно рваную связь. В день похорон юной жены Пласид метался и не мог найти себе места от скорби, чем развлек юношу и помог тому скоротать время. Затем они разминулись и совершенно друг друга забыли (во всяком случае, у Леонарда мужчина исчез из памяти в тот же вечер).
Однако после смерти старшего Гобеле месье де Фредёр возник в жизни могильщика вновь, написав о выражении соболезнований, а следом отправив еще несколько отвлеченных участливых писем. И сначала это показалось Леонарду странным – какой толк общаться с гробовщиком, если ты никого не хоронишь? Уже спустя время, читая тексты между строк, Леонард осознал – Пласид пытался обрести в нем столь желанного сына, обзавестись которым так никогда и не смог. Его скорбь по умершей жене и тоска по так и не прожитой жизни показались месье Гобеле забавными, и потому он поддержал переписку. Ему было приятно найти человека, несчастного более него самого.
В день похорон Пласид запомнился Леонарду молодым капитаном, высоким, мощным и поджарым. Вопреки душевному состоянию, мужчина старался держать военную выправку. Теперь же месье де Фредёр заметно округлился в щеках, но плечи держал так же ровно. Удивленный и искренне радостный, он пригласил Леонарда позавтракать вместе. И тот согласился.
Первый визит в поместье семьи де Фредёр, как ни странно, не вошел в бесконечный список званых приемов, что в итоге стерлись у Леонарда из памяти. Тот день натолкнул месье Гобеле на некоторые интересные мысли. Он по праву стал довольно запоминающимся событием.
Леонард тогда развалился в одном из кресел, попивая коньяк. По горлу растекался отдававший сладостью жар, тело мужчины размякло и даже раздражение от яркого солнца притупилось в легком алкогольном дымке. Пласида он толком не слушал – голос хозяина дома звучал где‑то на задворках сознания, становясь скорее фоном для царившей вокруг тишины. Прищурив расслабленно веки, Леонард весьма убедительно кивал и выглядел почти вовлеченным в разговор.
– Это и есть моя любимая дочь, мадемуазель Хелена…
«Хелена? – Леонард напряг память и немного взбодрился. – Знакомое имя. Кажется, Пласид упомянул ее в одном из писем, там в какой‑то строчке было…»
Совершенно забыв, что у Пласида в принципе имеются дети, месье Гобеле слегка скосил взгляд на вошедшую.
В центре гостиной стояла молодая невысокая девушка: если мать ее скончалась при родах, исполниться больше семнадцати-восемнадцати лет ей не могло. Не зная заранее о родстве, угадать в ней дочь месье де Фредёра было бы сложно: темноволосая и достаточно смуглая, Хелена отличалась тонкой костью и почти болезненной худобой. Лицо ее, с мелкими и невыразительными чертами, окончательно блекло из-за апатичного выражения. Все в облике девушки было будто застиранным.
Но внимание Леонарда зацепили ее глаза. Именно на них он, не сдержавшись, стал смотреть почти в упор, пока Хелена вела формальную беседу с отцом.
Взгляд девушки был мутноватым и тусклым, как старое бутылочное стекло. И не выражал ничего. Совершенно пустой – ни одной искорки, говорящей о признаках жизни. Так смотрит обрубок головы утки, чью тушу уже начиняют где‑то неподалеку. Так на самого Леонарда смотрят покойники, пока он сам не сомкнет им ладонью глаза.
Месье Гобеле охватило смутное ощущение – в Хелене было нечто, схожее с ним самим.
– Я вас оставлю. – Хелена развернулась на каблуках и направилась к выходу.
Стоило потерять лицо Хелены из виду, как оно сразу исчезло из памяти. Линии носа и челюсти расплылись, подобно кругам на воде. Но, проследив за чуть ссутулившейся фигуркой, Леонард нашел, за что зацепиться взглядом.
– …Дело в очаровательно небрежных манжетах!
И он рассмеялся, ведь единственная отличительная черта в образе девушки – пуговицы на чертовых манжетах. Во время недолгого смеха Леонард думал о том, что нужно прикрыть свой уродливый рот.
И о том, что панихида по «небрежным манжетам» будет довольно скорой.
Спустя еще несколько встреч Леонард понял, что впервые нашел человека, что существовал бесцельнее него самого. Смерть будто сидела у нее на плечах, как дух или какой‑нибудь демон.