Сковырнув кусок мха носком туфли, Хелена в очередной раз пробежалась по камню взглядом. Даты жизни совсем стерлись от времени, а в строке с именем угадывались лишь отдельные буквы. При мысли о том, что от самой девочки тоже когда‑то останется лишь треснутая безымянная плита, на душе становилось тоскливо. Ее никогда не будут поминать столь же чинно, как мать, на девочку еще при жизни никто не обращал внимания – прогоняя одну подобную мысль за другой, Лени расстраивалась все больше.
– Почему ты стоишь здесь совсем одна, моя волшебная?
Девочка обернулась и уткнулась взглядом в пышный букет белых лилий. Державшая его женщина неожиданно возникла у Лени за спиной и теперь застыла в ожидании ответа.
– Просто так, у меня все хорошо. – Она шмыгнула носом и сглотнула. – Мне просто хочется побыть одной, вот и всё.
У дамы с цветами была широкополая шляпа. Она стояла спиной к солнцу, отчего ее лицо виделось единым серовато-бежевым пятном в обрамлении темных кудрей. Хелена рассматривала незнакомку лишь несколько секунд. И когда спустя годы мадемуазель де Фредёр мысленно возвращалась к этому дню, в ее голове возникал именно этот смутный образ.
– Постарайся не сердиться на свою мать. Никто из присутствующих не желал такого исхода для вас обеих, она в том числе.
– Ну разумеется. – Лени с силой пнула мох. – Все здесь мечтают, чтобы вместо нее умерла я.
– Ты слишком строга к взрослым, моя волшебная. Они мечтают о том, чтобы все остались живы. Однако, как ни прискорбно, устроить это не в силах никого из присутствующих.
– Она все равно могла не умирать в мой день рождения! У всех моих подруг в этот день есть праздник, а меня никто в упор не замечает! Чем я это заслужила?
– Если во всем этом тебя огорчает лишь отсутствие торжества, подумай о том, что наша покойная Элизабет забирает у тебя только один день в году, оставляя для праздников еще триста шестьдесят четыре.
Еще до того, как Лени успела разозлиться от очередного упрека в свой адрес, внезапно она ощутила на плече прикосновения крупной теплой ладони. Дама приобняла ее, слегка придвинув к себе, и в носу девочки защекотало от терпкого запаха лилий.
– У каждого в жизни есть печали, которые он не в силах изменить; но от мыслей об этом ничего не изменится. Легче станет лишь в случае, если примириться с их существованием: в жизни все решено судьбой задолго до нашего рождения.
С нежностью женщина провела Хелене по волосам, и та, не зная, куда отвести увлажнившийся взгляд, запрокинула голову. Отдельные искорки света мелькали между пышными кронами вяза. Пели птицы, сквозь их заливистый щебет пробивались отголоски чужих разговоров. Но стоило подуть ветру, и голоса окончательно гасли за шепчущим лиственным шумом. В то мгновение казалось, что, кроме них с той странной женщиной, на кладбище и вовсе никого не было.
Лени думала, как странно, что в такой погожий день кто‑то мог умереть или годами уже лежать под землей. В голове ее не укладывалось, почему погода на кладбище не всегда холодна и дождлива, а вместо ворон повсюду расселись садовые птицы.
«Грустно было бы отправиться на небо в такую погоду и видеть, как люди вокруг наслаждаются летом. Лучше уж раствориться в небе в грозу, чтобы никто вокруг не радовался». Мысли ее прервала незнакомка:
– Я знаю, что мои речи о предрешенности едва ли отложатся у тебя в памяти, моя волшебная. И все же я надеюсь, что с годами ты поймешь мою мысль и, возможно, даже с ней согласишься.
Дама вытащила из букета цветок и вручила его Хелене, а затем положила еще один на треснутый камень. Женщина попрощалась, а затем степенно двинулась к остальным взрослым. Пока она не скрылась в толпе, Лени с любопытством рассматривала ее богатое черное платье и кудри темных, как ее собственных, волос, что ниспадали по широким расправленным плечам.
Оставшись в одиночестве, Хелена внезапно почувствовала себя неуютно. Недолго постояв в сомнениях, девочка схватила с могилы вторую лилию.
И, прижимая цветы к груди, побежала к отцу.
– Мне скучно.
С измученным видом Хелена раскинулась на диване. Из-за стоявшей в гостиной духоты легкие девушки наполнялись жаром и пылью, а мозг рвало от мигрени.
– Что же ты от меня хочешь, дорогая? Я убежден, при определенных внутренних усилиях ты прекрасно сможешь занять себя, – отозвался из кресла Пласид, не переставая изучать очередные бумаги. – Почему бы тебе не отправиться в парк подышать свежим воздухом?