К моменту, когда Хелена хотела было сослаться на головную боль, она сидела в столовой уже в одиночестве.
От тряски Хелену мутило. Больше часа девушка провела в раздражающей маете – ей хотелось спать, но от внезапных скачков и разговоров родни сделать это не удавалось. Уже сквозь дрему то и дело звучали отдельные реплики, от которых Хелена постоянно вздрагивала. Оставив попытки заснуть, мадемуазель де Фредёр стала рассматривать прохожих через просвет между шторами.
Тем временем Пласид с апломбом пересказывал события «Дела № 113» Эмиля Габорио, прочитанного где‑то месяцем ранее. Мадам де Мартьер сидела с видом весьма оживленным и понимающе кивала после каждой восторженной реплики. Выяснилось, что о творчестве данного автора она была лишь наслышана, не имея возможности ни с одним из произведений ознакомиться лично.
– Невозможно прочитать все созданные книги, а с каждым днем их количество более и более растет. Нашей библиотеки хватило бы обеспечить меня литературой до конца жизни, а потому я сразу отказалась от этой погони за модными веяниями.
– Неужели вам никогда не хотелось одну из тех книг, о которых гудит вся страна, если не континент?
Женщина мягко улыбнулась.
– Нет, никогда. Слишком для меня это суетно. Да и не могу похвастаться окружением, с коим можно обсудить прочитанное: все больше слуги, да пара замужних подруг, а у них другие заботы. – Она вздохнула. – Честно сказать, мне сложно представить жизнь людей, которые зачитываются еще не изданными, написанными авторской рукой текстами. Думаю, у них всех совершенно иная судьба.
Хелена с недоверием посмотрела на тетю. Ее слова наводили на подозрение: Люцилла знает о недавнем знакомстве девушки с Жанной. Мадемуазель де Фредёр судорожно пыталась понять, значило ли это, что ее тетя могла следить за ее жизнью и без ночных посещений?
Никогда еще девушка не пыталась анализировать события своей жизни так тщательно, как последние несколько месяцев. Но мадам де Мартьер вызывала в ней напряжение. Как ни старалась, Хелена не могла понять истинных причин, по которым эта женщина вмешалась в ее жизнь.
Между Пласидом и Люциллой разразился спор о творчестве Гёте – говорить те сразу начали порядком громче и оживленнее, отчего сосредоточиться на рассуждениях для Хелены уже не представлялось возможным.
С раздражением мадемуазель де Фредёр откинула штору и высунулась в окно. Мимо их экипажа проплывала одна из центральных улиц, наводненных торговцами, бездомными, компаниями военных и семьями с детьми. Казалось, сколько ни проезжали они с Пласидом по городу, его наводняли одни и те же люди, что ходили по кругу, словно картонки в театре кукол на ярмарке.
– Смотри! Кажется, это та гадалка! Помнишь, про которую после пикника…
От внезапного выкрика девушка обернулась и вздрогнула. Какой‑то юноша, приобняв свою спутницу, довольно бестактно навел трость на карету. Их с Хеленой взгляды пересеклись, и на середине фразы незнакомец осекся. Впервые узнанная, мадемуазель де Фредёр ощущала себя невероятно польщенной, хотя и решила того не показывать. Не без труда скрыв улыбку, Хелена уселась обратно на свое место и задернула ткань. Люцилла смотрела на нее в упор все с той же сдержанной нежностью. От этого странного выражения лица по коже Хелены побежали мурашки. Дабы вновь отвлечь женщину на отца, девушка попыталась завести разговор.
– Нам еще долго ехать? – спросила она у месье де Фредёра с деланым равнодушием.
– Не более минут двадцати, дорогая. Чего и следовало ожидать, за интересной беседой дорога пролетела совершенно незаметно. Вы согласны со мной, мадам?
– Безусловно. Давно я не проводила часы в обществе, столь для меня приятном! И, моя волшебная, раз уж о том зашла речь, какие книги тебе по душе?
– Никакие. Я читаю только журнал «Красный экран».
– Мы в свое время пытались, но так и не смогли привить Лени любовь к чтению. Все это весьма печально…
Почти стыдливый тон отцовского голоса хлестнул пощечиной. От обиды губы Хелены задрожали, но она нашла в себе силы процедить ответ.
– Отец, может, вы без меня будете обсуждать то, что я так и не набралась ума ни без вашей помощи, ни якобы с ней? Уж извините, что мои интересы вам не по душе, но я такая, какая есть.
Хелена раскрыла свой веер, но от возмущения, из-за которого подступали слезы, так и не смогла сделать ни взмаха. Отец замолчал, кажется, оторопевший от ее внезапного хамства; Люцилла же выглядела скорее расстроенной. Остаток пути прошел в неуютной тишине.
Публика на Елисейских Полях значительно отличалась от той, что заполоняла остальные кварталы и улицы. Гувернантки в характерных чепцах вышагивали со своими накрахмаленными воспитанниками. Многие экипажи, казалось, принадлежали если не Людовику XIV, то кому‑то из его свиты. Здесь не было места людям неподходящего сорта. «Элизиум» подпускал к себе лишь тех, кто купался в отблесках роскоши.