– Замолчите.
Люцилла словно опомнилась.
– Ты не могла бы повторить?
– Я сказала, чтобы вы умолкли! На самом деле вы хотите, чтобы она была счастлива? Она уже давно мертва! Меня кто счастливой сделает? Вы мне своим приездом и этой своей помощью жизнь сломали!
Хелена вскочила. Ее плечи дрожали, а на шее отбивала пульс вена.
– Вы мне провидение одолжили, как украшение или какую‑то тряпку! Собираетесь и дальше давать поносить, когда вздумается? – Шаг. – Я распробовала, что это дает, и делиться ни с кем не собираюсь! Мне не нужен кусок вашего дара, я хочу полностью владеть им одна! – Еще шаг. – Пусть оно было вашим, сейчас я ничего назад не отдам!
В гневе Хелена схватила голубя и прижала к себе. Пальцы сомкнулись, и крылья птицы затрепетали.
– Что ты делаешь?
Хелена почувствовала, как что‑то хрустнуло. Горлица в ее руках уже не двигалась. Слезы потоками струились по лицу девушки, но заставить себя разжать пальцы она не могла. С каждой секундой пальцы сжимались сильнее.
И тут мадемуазель де Фредёр проснулась.
В голове гудело, а перед глазами бегали темные пятна, все ее тело ломило. Кажется, кто‑то стучал в дверь. Или это у Хелены в висках. Думать удавалось с трудом – один поток ее мыслей старательно перекрикивал следующий.
«Разрежь себе вдоль язык».
Она промокнула липкие пальцы о простыню, затем убрала волосы со лба.
Стоял поздний вечер, воздух был пропитан запахом табака и прелых листьев. Птиц за окном слышно не было – только какая‑то ворона громоздилась на ветке. Несколько секунд они с Хеленой смотрели друг на друга в гробовой тишине. Но птица вдруг стукнула по стеклу клювом и улетела – осталась небольшая, но заметная трещина. На Хелену резко свалилось ощущение одиночества. Казалось, что ни одной души вокруг не осталось. От внезапного голода по обществу и его будничной суете мадемуазель де Фредёр вскочила и выбежала из комнаты.
Как только она оказалась в коридоре, ее чуть не сбили с ног.
– Прошу прощения, госпожа, я не нарочно! М-мы все думали, вы спите, и я не смотрела, мне так жаль, п-правда!
Из-за стопки наглаженных скатертей Хелена рассмотрела молодую служанку – ту самую, которую притащила с собой Люси с месяц назад.
– Где сейчас отец?
– Пока что внизу, м-мадемуазель! – Элиа неловко поклонилась и поспешила ретироваться.
С беспокойством Хелена двинулась к лестнице. С обеих сторон, прижимаясь к стенам, спешили куда‑то вереницы слуг. Стук шагов задавал бойкий маршеобразный ритм.
«Почему все это выглядит так странно?»
Хелена сбежала по лестнице вниз. Почти сразу она столкнулась с Пласидом – с задумчивым видом тот читал содержимое какой‑то бумаги.
– Отец! Отец, почему дома так шумно?
Пласид мельком взглянул на дочь, а затем вернулся к листу.
– С пробуждением, дорогая. Позволь сначала узнать о состоянии твоего здоровья. Ты снова спала со вчерашнего вечера, что заставило всех нас всерьез беспокоиться о твоем здоровье.
– С вечера? – Хелена уставилась на отцовский сюртук бордового цвета. Даже месье де Фредёр теперь выглядел каким‑то… неправильным. – Со мной все хорошо, но почему все так суетятся? Есть повод?
– Если твой день рождения является достаточным поводом, – отвечая дочери, мужчина попутно двинулся к одной из комнат.
Хелена поспешила за отцом. Слуги закрывали наглухо окна и завешивали их плотными шторами. От этого привычного жеста Хелене вдруг стало жутко.
– Если ты запамятовала, в честь твоего совершеннолетия состоится званый вечер. Конечно, удивительно слышать, что подготовка к увеселительному мероприятию, еще и в твою честь, прошла мимо тебя.
– Вы решили устроить в честь меня бал? – спросила Хелена. – Спасибо, я очень рада.
– Приятно это слышать. К тому же, я полагаю, это будет хорошим поводом определиться с кандидатом на роль твоего будущего супруга.
«О чем он?!»
Легкие девушки будто рухнули куда‑то вниз. Волнение поползло по ее ребрам. Отнюдь не приятное чувство – от тона отца у Хелены впервые началась паника. Она сглотнула.
– Но отчего такая спешка?
– Спешка? – Пласид замер в дверном проеме. Хелена едва не влетела в отцовскую спину. – То есть, боюсь даже спросить, ты хочешь и дальше вести подобный образ жизни? Выходит, менять положение вещей здесь никто не торопится?
Пройдя в центр гостиной, Пласид наконец развернулся. В лунном свете его лицо казалось мертвенно-бледным, морщины – особенно глубокими.
– Послушай. – Ненадолго месье де Фредёр замолчал. – Сколько я должен терпеть всякого рода безумные выходки и закрывать глаза на то, как ты занимаешься нравственным разложением? Ты же не думаешь, что подобное разгульное поведение внезапно станет приемлемым? Вся твоя жизнь за два месяца превратилась в порочную бессмыслицу!