На Пласида сразу навалилась тоска. Комната стала какой‑то слишком пустой, будто вместе с голубями оттуда разом исчезла вся мебель. Не прошло и минуты, а месье де Фредёр уже сомневался, не являлось ли произошедшее сном. Однако у подоконника он увидел несколько перьев.
Мужчина надел траурный черный костюм, приготовленный еще с вечера, и вышел из комнаты.
– Ох, месье, с добрым утром! Завтрак уже давно стынет на столе, я, поверите ли, прямо сейчас шла пробовать вас разбудить!
Перед ним стояла Люцилла. Не ожидавшая, видимо, столкнуться с хозяином дома у самой двери, она растерянно прижала к груди руки.
– Доброе утро, мадам! Не ожидал вас встретить так рано. – Пласид изобразил жизнеутверждающий вид на лице. – Если сам поднимаешься раньше всех, сложно привыкнуть, когда кто‑то начинает опережать тебя.
Дама тихо рассмеялась и протянула мужчине руку, тот с готовностью перехватил ее под локоть.
Месье де Фредёр никогда не мог сказать наверняка, знал ли он сестру своей покойной супруги. Безусловно, в течение всех лет его брака они с Люциллой периодически виделись, но понять, что на душе у этой женщины, Пласид не мог никогда.
Старшая сестра де Мартьер всегда пребывала в каких‑либо хлопотах. О делах отчего дома Люцилле было известно лучше, чем всем дворецким и экономкам. Сколько Пласид себя помнил, без ведома этой женщины ни один цыпленок не отправлялся на кухню. Она лично вела учет столового серебра и руководила подготовками к праздникам. С мадам де Мартьер у Пласида ассоциировался каждый семейный праздник, каждая воскресная ярмарка, где только бывала родня покойной жены. Но вопреки всем усилиям памяти, личность ее описать месье де Фредёр бы не смог.
При каждой попытке завести разговор более личный, чем обсуждение чужих крестин или здоровья родителей, Люцилла смешливо отмахивалась. Казалось, женщине было неуютно, если не стыдно, обсуждать свою жизнь.
Однако компания мадам де Мартьер неизменно оставалась приятной, рядом с ней Пласид отчего‑то чувствовал себя защищенным. Ее извечные осведомленность и участливость во всем, что касалось быта, дарили ощущение спокойствия, схожее с тем, что он испытывал только в детстве.
Их обоих можно было назвать людьми одной давно минувшей эпохи, так и не нашедших себе места с приходом новой. Несколько раз Пласид ловил себя на мысли, что он действительно воодушевлен приездом Люциллы.
– Вы же любите вишневое варенье? А из инжира? Знаете, с самого утра меня отчего‑то тянет на сладкое, так что я попросила подать сразу несколько видов. – Усевшись в кресло, Люцилла застыла в раздумьях. – Проспите вы еще пару минут, не сомневайтесь, я бы ничего вам не оставила!
– Тогда, судя по всему, мне несказанно повезло! Однако сегодня много дел, в любом случае нужно было не слишком затягивать с завтраком.
– Подготовка началась еще несколькими днями ранее, я обратила внимание… Кажется, этот вечер вы решили провести с размахом?
Люцилла взглянула сквозь проем в коридор – там все еще мелькали корзины и подносы. Пласид проследил за ее взглядом, а затем наклонился к своей чашечке кофе. В ней он увидел усталого немолодого мужчину.
– Вы правы, мадам. Сегодня Хелена стала совершеннолетней, и потому ей пришло время вступить во взрослую жизнь уже в другом статусе. Я посчитал нужным ознаменовать завершение ее детства, хотя решение о ее дальнейшей судьбе далось мне нелегко, признаю.
– Я была уверена, что все это не из стремления к веселому торжеству. – Мадам де Мартьер продолжала говорить, не поворачивая головы. – А потому вас и не поздравляла. Обычно родители счастливы в дни рождения их детей, но я понимаю, что у вас исключительный случай.
– А разве у вас нет? – В груди мужчины обожгло болезненным жаром. – Восемнадцать лет назад умерла ваша сестра, как у вас остаются силы воспринимать это спокойно?
– Никому из нас не миновать своей судьбы, и я отношусь к этому с должным принятием. Я любила ее всем сердцем, однако нужно уметь отпускать тех, чье время настало. – Она вздохнула. – Не спорю, возможно, вашей боли мне не понять целиком, ведь…
– Ведь на похоронах вас не было, – закончил за нее месье де Фредёр.
– Со дня ее смерти до церемонии прошло три дня, о чем нас с родителями даже известить не успели… Они болезненно отнеслись к тому, что получили письмо уже после того, как Элизабет оказалась в земле. Я же решила, что тому наверняка послужили причины более тонкие, нежели я способна понять.
– Знаете… – Пласид прокашлялся. – Когда вы только приехали, я удивился, насколько радостно было вас встретить, что для меня большая редкость, если речь идет о людях из моей, скажем… Прошлой жизни. И совсем недавно я понял, что при виде вашего лица у меня перед глазами не всплывает день похорон. И лицо Элизабет тоже.