Какое-то время присутствующие хранили молчание. Снаружи, далеко в ночи чирикала птица, но в остальном стояла тишина.
- Все? – переспросил Андреас.
- Боюсь, что да, - ответила Ребекка. Андреас резко вскочил на ноги и, пройдя к входу, невидящим взором стал вглядываться во тьму. Нико протянул руку Патрисии.
- Это легенда о преодолении порока вожделения, - хмуро произнесла Ребекка. – И ни словечка о том, как освободиться от проклятия. Мне жаль.
Патрисия нахмурилась, но не от разочарования, а в замешательстве.
- Если в надписи нет ничего существенного, почему же дионы так твердо были настроены не дать ее найти? Не содержи она подсказок, они не преследовали бы нас с таким упорством.
Нико пожал плечами.
- Гера коварна. Может, она для того и послала их, чтобы отвлечь от того, что у нас перед носом, и ввести в заблуждение, тогда как ответ – если он, конечно, вообще существует - лежит в другом месте. Или потому что Андреас предложил мне новый способ повернуть в ране лезвие ножа.
- Ты имеешь в виду, мучить нас, - не оборачиваясь, проговорил Андреас.
- Что-то вроде того.
Ребекка поднялась.
- Ну, хотелось бы мне с ней поболтать. Спросить прямо сей же миг, чего ради уже много столетий она удерживает вас в капкане. Нет, я, конечно, тоже писала бы кипятком, займись ты со мной любовью, а потом свали, но нужно быть совсем больной, чтобы из-за этого загнать тебя в ловушку. Думаю, ты извлек уже урок.
Нико постарался сохранить безразличный тон:
- Возможно, чары – единственное, что могло исправить нас в лучшую сторону. Возможно, если их снять, то мы с Андреасом вернемся к прежнему образу жизни, так и не извлекши из этого урок.
Андреас фыркнул.
- Нас неволили только лишь по той причине, что мы никогда не влюблялись, вообще не представляли, на что это похоже. Гера решила, что мы способны только на удовлетворение собственного вожделения, и пришла к выводу, что просто обязана показать, что такое боль неразделенной любви. Но это враки. Задолго до начала той истории я влюбился, проиграл и терпел муки.
- Я тоже, - вторил ему Нико. – А из-за Геры, возможно, потеряю все, чем владею.
Ребекка с Патрисией обменялись взглядами: оба упрямца убеждены, что могут решить любую проблему, стоит лишь пошевелить мозгами. Нико стиснул руку Патрисии, в сердце его поселилась тупая боль, поскольку мужчина понял, что скорее всего потеряет все, чем обладал.
- Все кончено, Патрисия, - проговорил он. – Скоро вы с Ребеккой покинете нас. Мы проиграем, а вы, так или иначе, сможете поставить на всем этом жирный крест.
- Если мы так и поступим, то чем вы намерены заняться? – поинтересовалась Патрисия.
С напрягшимся лицом Андреас снова обернулся.
- Тем же, что и всегда. Существовать.
Существовать, не жить. Нико вновь почувствовал в сердце знакомое уже жжение, агонию, которой никогда не пройти.
Бес рассматривал стену, его дружелюбное лицо стало обеспокоенным.
- Должно же быть в ней ну хоть что-то, что можно использовать.
- Не представляю, что, - рявкнула Ребекка.
Бес с надеждой повернулся к Патрисии.
- Может, вам что-нибудь подскажет, как это там называется, психически?
Патрисия созерцала стену, как уже не единожды с момента их появления здесь.
- Я пробовала, но это самая обычная стена. То бишь обычная для трехтысячелетнего некрополя с сохранившимися фресками.
- Но я так был уверен.
Андреас плавно подступил к Бесу и, схватив того за лацканы, приподнял над полом.
- Тебе-то, Бес, какое до всего этого дело? Гера подослала наблюдать за нами? И ты доложишь о том, в каком мы отчаянии, чтобы она могла позлорадствовать?
Бес, вися в руках Андреаса, пискнул:
- Нет-нет. Клянусь.
- Тогда какое? Почему тебя волнует, что два каких-то там греческих полубога прокляты?
- Потому что это несправедливо, – возмутился Бес, сверкнув темными глазами. – До меня дошли слухи о том, что вы пытаетесь избавиться от проклятия, после чего узнал, на что именно вас обрекли, и пришел в ярость. Она - верховная богиня, такая же, как наша Изида, но при этом чересчур высокомерна. И как она посмела наказать вас таким вот образом?