Я отстраняюсь от Хани и смотрю вниз.
— Иди и оставайся с Марко. Я ненадолго. Должна попрощаться.
Она послушно кивает и смотрит через мое плечо, интересуясь мужчинами.
— Иди, — снова подбадриваю я, и она, смеясь, уходит.
Определенно, ее любопытство огорчит Papa.
Я направляюсь к Энджел. От неё пахнет свежим бельем. Мне всегда нравился этот аромат, потому что он кажется почти домашним. Наше белье никогда не имело аромата. Как будто это заговор мачехи, чтобы в нашем доме не было ничего уютного.
— Я буду скучать по тебе, когда ты уедешь в Нью-Йорк, — произносит Энджел, крепко обнимая меня.
Я стараюсь вырваться из её крепких объятий, пытаясь сделать глубокий вдох. Я тоже буду скучать по ней. Но на мой взгляд, уже слишком много объятий для одного дня.
— Нью-Йорк? — говорит кто-то позади нее.
Она отстраняется, но держит меня за руки. Я смотрю через ее плечо на двух парней, оба симпатичные. Но на одном из них — на том, что смотрит на меня почти с ненавистью, — мой взгляд задерживается.
— Это Крю и его брат Доминик, — Энджел указывает рукой в их сторону, — Друзья семьи, — говорит она, закатывая глаза, — Игнорируй их. Они видели, как я ускользала с вечеринки мамы, и настояли на том, чтобы пойти со мной, иначе рассказали бы ей, что я стащила это.
Она достает бутылку вина с улыбкой Чеширского кота.
— И это, — говорит Энджел, указывая на маленькую бутылку виски, засунутую между ее грудями. После чего притягивает меня к себе, чтобы еще раз обнять.
Во время объятия она передает мне бутылку, и я оглядываюсь через плечо, чтобы удостовериться, что Марко не смотрит, прежде чем выпить половину. Доминик присвистывает, прежде чем сделать шаг вперед и обнять Энджел. Я свыклась с жжением в горле, но я в замешательстве. Она не рассказывала мне о новом парне.
— Доминик, прекрати, — говорит Энджел, прежде чем с радостью берет бутылку и отмахивается от него, чтобы сделать глоток.
— Я помню, как на днях ты называла меня Богом.
Я удивленно вздыхаю.
Щеки Энджел краснеют, и она протягивает мне бутылку вина, наклоняясь ближе, как будто им нужно запить виски.
— Не осуждай. Мне было грустно, что ты уезжаешь. А он был рядом.
— Ты лишилась с ним девственности? — спрашиваю я, открывая бутылку вина и делая глоток.
— Ага, — отвечает он, очевидно, подслушивая нас.
— Райя, — оборачиваюсь и вижу, что Марко прижимает к себе Хани.
Она устала. Клянусь, иногда она до сих пор напоминает мне ребенка.
— Я еще не готова уходить, — говорю я ему.
— Твой отец… — начал он, но я перебиваю его.
— Ничего не сделает. Вернусь позже.
Марко бросает взгляд на бутылку, которая все еще у меня в руке.
— Я вернусь за тобой. Это все, на что я согласен, — говорит он.
Я киваю и дарю ему свою болезненно-сладкую улыбку. Ту, которая, кажется, ему не слишком нравится, но она всегда работает на Хани. Марко, по сути, наш дядя, но не по крови, а по браку. Мы любим его, но он всегда слушает приказы от Papa. Бывают случаи, когда он даёт мне кусочек свободы, но это бывает не часто.
Я смотрю, как они уходят, и чувствую, как кто-то подходит ко мне.
— Ты принцесса или кто-то вроде того? — я даже не поворачиваюсь к нему. Ранее он смотрел на меня так, будто у меня есть вторая голова. Или будто злился на меня. Вместо этого я качаю головой и сосредотачиваюсь на Марко и Хани, которые исчезают в толпе.
— Я оставляю должность принцессы и уезжаю, — говорю я, поднося бутылку к губам и выпивая столько, сколько могу.
— Вау! Только то, что ты больше не принцесса, не означает, что тебе стоит доверять нам, — говорит он.
Я убираю бутылку от губ.
— Доверять вам? — наконец проворачиваясь к нему, спрашиваю я. Его кожа загорелая, черная рубашка обтягивает тело — вероятно, от жары, — а брови нахмурены, пока он просто стоит и позволяет мне разглядывать его. Крю ничего не говорит, просто облизывает губы. Кажется, я делаю то же самое, наблюдая за тем, как его темные глаза опускаются к моим губам. В этом взгляде есть тихая напряженность. И, могу поспорить, его дыхание стало тяжелее.
— Сколько тебе лет? — спрашивает Крю.
— Шестнадцать, — отвечаю.
Он качает головой и отступает назад.
— Почему… — Крю смотрит через плечо на Энджел и Доминика, которые целуются, он держит ее, а она ногами обвивает его талию.
Хорошо, видимо я сама по себе.
— Ты уезжаешь? — спрашивает он.
Не знаю почему, но каждый волосок на моем теле встает дыбом. Кажется, что за этим стоит скрытый вопрос, но я все равно отвечаю.