Ее лицо было легко узнаваемо, но самым страшным было то, что на нем ясно угадывалось выражение чувственности и нескрываемого вожделения.
Позируя для портрета, Франческа думала только о Харте.
Первым желанием было броситься к портрету, сорвать его со стены и уничтожить. Что ж, у нее еще будет на это время, сейчас необходимо взять себя в руки. Чего добивается этот вор? Почему дал о себе знать именно сегодня? Ему нужны деньги? Или он решил ее уничтожить?
Интересно, за ней кто-то наблюдает?
Казалось, она чувствует на себе чей-то взгляд — ей это совершенно не нравилось, более того, было чертовски неприятно. Франческа вернулась к двери и посмотрела сквозь стекло на улицу. Никого.
Она прошла по комнате, держа наготове пистолет. Если за ней наблюдают, нет никакого смысла хранить молчание. Франческа оглядела картины на стенах, среди них не было ни одной работы Сары Чаннинг. Ее стиль был своеобразным — классический, но с чертами импрессионизма, оттого запоминающимся.
— Где вы? — выкрикнула Франческа и повернулась в противоположную сторону. Перед ней была лишь серая стена. — Кто вы? Что вам надо?
Слова эхом разлетелись по полупустой комнате. Франческа заметила приоткрытую дверь, но застыла в нерешительности.
— Выходите. Я знаю, вы здесь. — Она сглотнула и выпрямилась, прислушиваясь. Единственные звуки, донесшиеся до ее ушей, были удары собственного сердца и шум прерывистого дыхания.
Франческе стало по-настоящему страшно. А почему бы и нет? Некто заманил ее в галерею. Необходимо любым способом завладеть портретом.
— Я хорошо заплачу вам за картину! — изо всех сил закричала Франческа.
Ответа не последовало.
Она застыла, не сводя глаз с темного дверного проема. Что это за игра?
С сожалением Франческа опустила руку и убрала пистолет за пояс юбки. По-другому не получится достать свечу и спички из сумочки. Несколько месяцев назад она стала пользоваться более вместительной сумкой, чтобы в ней помещались все необходимые вещи. Франческа зажгла свечу и вскоре смогла разглядеть, что открытая дверь вела в небольшой кабинет с рабочим столом, креслом и тумбочкой с картотекой.
Она подошла ближе к столу, но не увидела ничего, кроме квитанций и нескольких записок. Прочитать их было довольно сложно, слишком неразборчивым был почерк писавшего, однако ни ее имя, ни имя Харта в них не упоминалось. Со стоявшего рядом подноса Франческа взяла визитную карточку.
Галерея Мура — покупка и продажа предметов искусства.
Владелец — Даниэль Мур.
№ 69, Уэйверли-Плейс.
Нью-Йорк, штат Нью-Йорк.
Она открыла один за другим несколько ящиков, но бумаг было слишком много, а времени у нее совсем мало. Время. Франческа похолодела и потянулась к сумочке, которую оставила на столе. Почти половина третьего.
Кровь застучала в висках. У нее нет времени разбираться в ситуации. На бракосочетании будет Брэг, она успеет рассказать ему все до начала церемонии и попросит съездить в галерею и забрать полотно. Но как же она может сейчас оставить портрет здесь?
Проклятье, что же на самом деле нужно этому вору?
Франческа затушила свечу кончиками пальцев и оставила ее на столе — она брала с собой несколько про запас. Подхватив сумку и вытащив пистолет из-за пояса юбки, она вышла из кабинета.
В следующую секунду со стороны входной двери послышался тихий скрип.
Франческа метнулась вперед:
— Кто здесь?
Никакого ответа.
Скривившись от разочарования, она вновь решительно заткнула пистолет за пояс и потянулась к холсту. К ее огромному удивлению, ей не удалось сдвинуть его с места. Портрет не висел на стене, он был прибит к ней гвоздями.
Франческа потянула изо всех сил, но без результата.
В этот момент до нее донесся звук запираемой двери.
Она бросилась к входу в надежде увидеть перед собой ехидно ухмыляющееся лицо, но вместо этого заметила лишь тень, перемещавшуюся в сторону улицы.
Она громко закричала и принялась изо всех сил дергать за ручку — дверь была заперта снаружи.
Франческа кричала и трясла дверь, но та не поддавалась.
Ошеломленная, она застыла на месте, в душе зарождался леденящий ужас.
Ее заперли.
Как же ей выбраться? Как успеть на свадьбу?
Колдер Харт стоял у окна в зале на втором этаже пресвитерианской церкви на Пятой авеню и довольно улыбался. На нем уже был торжественный наряд, оставалось лишь повязать галстук. Пятая авеню была безлюдна. Все, кто чего-либо стоил в этой жизни, уехали из города на лето — кроме тех, разумеется, кто принадлежал к самым сливкам общества и благоговел перед Джулией Ван Вик Кэхил или боялся ее.