— Не хочу идти к Харламову, — заупрямился Илья.
— Это еще почему, Илья-джан?
— Не люблю работников КГБ. Ни бывших, ни ныне перекрасившихся.
— КГБ как такового давно нет, Илья-джан, — терпеливо пояснил Шершов. — А Станислав Васильевич Харламов и раньше не допекал нас особенно своим режимом. На моей памяти за десять лет работы поймал в стенах института всего лишь трех шпионов! Наверное, расстрелял их собственноручно. А может быть, и нет. Во всяком случае, крови на руках Харламова не наблюдается. Идем в архив, Илья-джан.
— А платить за работу в комиссии будут? — продолжал ломаться Илья.
— О, Боже! — застонал Шершов. — Ну ты, Пересветов, не просишь денег хотя бы за то, что писаешь в туалете? Можешь что-нибудь сделать по велению души?
— Могу, — легко согласился Илья. — Если платить за душу будут.
Сорокапятилетний Станислав Васильевич Харламов, начальник режима, «секретчик», в силу своей суровой профессии мужик перманентно угрюмый, сказал весело:
— Ишь ты! Архив Всесвятского! Да у него что ни работа, так с грифом секретности на пятьдесят, а то и на сто лет вперед! Вы что, мужики? Не-е-ет! Для работы с полным архивом академика даже сегодня нужно особое разрешение! Хоть времена наступили и бардачные, но я свое дело знаю. От винта!
— Да ты что, Станислав?! — взъерошился Шершов. — Во-первых, комиссия — государственная, а во-вторых, выгляни в окошко! Времена демократии на дворе! Все твои коллеги от генерала и выше только и знают, что в зарубежной прессе выдают секреты КГБ! Всех бывших и настоящих шпионов, всех своих Штирлицев уже давно продали и предали!
— Они — пусть продают! А я свой долг знаю, — уперся Харламов. — Стоит гриф секретности, так взломать я его позволю только с высокого разрешения.
— Будет тебе разрешение, — в сердцах пообещал Шершов. — Пока дай нам, что можешь. Кстати сказать, есть у вас что-нибудь по проекту «КРД-Дельта»?
— Это насчет защиты документов, денег и всякого такого, что ли? — насмешливо спросил Харламов. — Сказки все это. Не было такого и нет на свете. Борис Сергеевич был режимным человеком, знал, что к чему. Что этой «Дельты» касаемо, так это кто-то дезинформацию запустил с целью провокации, чтобы опорочить советского академика. Он всякими фальшивыми деньгами не занимался. Я проверял. — Он вздохнул, набычился, глянул на Илью пронзительно и сказал без веселости: — Надо бы еще пощупать, кто эту «дезу» про фальшивые деньги запустил и зачем. Я с Лученковым поговорю по этому поводу. Рановато кое-кто начал перед иностранными службами оголяться и наши государственные и военные секреты выдавать, рановато.
Но рассекреченные работы покойного академика Харламов выдал безоговорочно — от первых, еще довоенных, публикаций, когда молодой ученый ступил на тернистый путь к будущей славе. Правда, следует оговориться — славе узковедомственной, славе, которую признавала, быть может, лишь сотня человек во всем бывшем СССР да пара десятков ученых за границей, знавших Всесвятского и кое-что могущих представить себе о характере его работ.
Черновой сортировкой трудов Всесвятского-Лады Илья с Шершовым занимались до вечера, увлеклись, и только в сумерках Илья опамятовался, обнаружил, что время и другие дела его подгоняют, а официальный рабочий день уже окончен.
Корвет уже должен был вернуться из своей поездки. Спартака надо было выручать сегодня же, завтра было бы уже поздно.
Илья сел в машину, доехал до ближайшей бензозаправки, налил полный бак и канистру, после чего покатил на персональную фирму Корвета, где и намеревался застать его и Римму — как договаривались.
Глава 12
Корвет оказался настолько пьян, что свалился с ног, когда попытался подняться с узкого топчана.
Римма весело засмеялась, а Илья произнес удивленно:
— Хор-рош! Я тебя таким никогда не видел!
— Ты, Илюха… ты много чего не видывал из моей жизни. — Он заполз на диван и с трудом принял сидячее положение. — Ты в гимназиях, в академиях учился… а я в колонии для малолеток сидел… Круто сидел… Но не за убийства!.. Нет, не за убийства, вот что главное!.. Никого я пока не убивал, вот так. Римуля, дай воды.
Римма открыла тумбочку, стоявшую в углу сторожевой вышки автостоянки Корвета, и достала бутылку минеральной воды.
— Хорошо, — терпеливо сказал Илья. — Ты штуцер привез?
— Привез… Откопал… Это ерунда.
— Что узнал?
Корвет взял бутылку и принялся пить, будто только что выбрался из пекла пустыни Калахари, избежав гибели в долине Смерти, потом оторвался от бутылки и сказал, захлебываясь и икая:
— Все, узнал… Парень… на мотоцикле — утонул. Объявлен во всероссийский розыск. Неизвестно кто… но я в него из штуцера не попал.
— Но — стрелял? — с нажимом спросил Илья.
— Само собой. Но штуцер у меня был не пристрелян. Я думал, что МОГ, мог в него, гада, попасть и убить!.. Но я стрелял, чтоб его пугнуть. Под колеса… Отнял у него кейс с нашими башлями, отпустил… и пугнул. Три раза выстрелил, а он по газам и деру. Видать, потом со страху в озеро и свалился. Я — простой парень, людей не убиваю… Когда не надо.
— Хорошо, что хоть так, — облегченно сказал Илья. — А откуда ты все узнал?
— Узнал. Сам читал протоколы… экспертизы… В Сычевске. Никаких ранений, никаких следов пуль на теле нет. Ничего нет… Я ему в пузо один разик вдарил, он с копыт и слетел. Нет следов. Я тебе говорю, Илюха, я человек простой… Помнишь, ты меня пять лет назад в ресторан повел? В «Пекин»? Так ведь это я впервые в такой ресторан попал! Темный я был, по пивным вонючим в городе Арзамасе мальчишкой кирял, одеколон пил, а тут такой ресторан!.. О-ох, трепетно вспомнить. Первый раз — «Пекин»!..
— Я это знал, — улыбнулся Илья.
— Ага! Ты все-о… все-о-о знаешь! И ты меня тогда с этой телкой познакомил… Для меня такая красота бабская была впервой… Я таких только в кино видел… Может быть, только через полгода догадался, что ты ей, телке этой, денег дал, чтоб она со мной спала. Но я с того ресторана, после той телки, почуял, что и я, Корвет- Омлет, могу жить как человек… В лагерях мне кликуху дали — Омлет. Но теперь уж некому так звать… И не будут звать. Потому что теперь я всю жизнь насквозь прочувствовал.
— Как ты получил протоколы экспертизы?
— Дали в руки подержать. Деньги, Илюха… За деньги Христа продали, а ты — про-то-ок-олы!.. Тьфу!
— Жаль, что ты пьян, — огорченно покачал головой Илья. — Хоть и уважительный повод имел надраться, но жаль. Я намечал сегодня ночью одно дело.
— Я надратый? — с гонором упившегося в лоскуты человека вскочил Корвет с дивана. — Я никогда не бываю пьян!.. Нет, бываю… но потом — блюю, два литра воды в брюхо, душ, горячего молока пол-литра, пососать лимон и могу таблицу умножения вспомнить… Если очень постараюсь.
Пошатнувшись, он прошел к небольшому пульту управления, щелкнул тумблером, и вспыхнувшие по углам стоянки прожектора осветили всю площадку с автомобилями. Затем он рванул рычаг на пульте и заорал дико:
— Волкодавы — вперед!
Илья глянул вниз. Лязгнули запоры в решетке вольеров, дверцы пошли вверх, и четыре вылощенных, блестящих добермана мощными прыжками выскочили на площадку.
— А если кто-нибудь внизу есть? — испуганно спросила Римма.
— Р-разорвут в клочки! — с беспечностью пьяного идиота заржал Корвет. — Я их как крокодилов воспитал! Челюсти, как у экскаватора, хрясь — и руку оторвут! Боевая порода!
На лестнице послышался топот сапог, и перепуганный охранник стоянки вбежал в кабинет.
— Корвет Васильевич, это вы кобелей выпустили?! Хорошо, я поблизости от лестницы стоял, ведь в мочало бы меня изжевали, нельзя так, Корвет Васильевич.