Он натянул спортивный костюм, потихоньку вышел из дому и трусцой побежал к морю, надеясь выветрить из мозгов мутный туман похмелья. Около развалин древней крепости Кафа — стены, остатков боевых башен — он приостановился, припомнил историю зарезанного здесь хана Мамая, события Куликовской битвы, и внезапно вспыхнуло воспоминание о письме Вали, которое он вчера вроде бы читал. Так было письмо или нет?
Он развернулся и побежал обратно. По дороге с предельной четкостью вспомнил — да, письмо было, только у него не хватило сил дочитать его до конца, а сделать это надо обязательно, потому что там имелось явное указание на того, с кем Валя здесь встречалась в последние дни — с кем-то из института! — а следовательно, письмо могло пролить свет на причины ее гибели.
Роман «Лунный камень» лежал на полу, под кроватью. Никакого письма рядом не было. Илья уже подумал, что оно померещилось ему в пьяном бреду, но когда принялся застилать постель, то нашел письмо под подушкой. Все правильно. Полстранички незаконченного текста. Присмотревшись, он понял, почему текст оборван на полуслове — Валя писала старой шариковой ручкой, в которой кончалась синяя паста. С середины текста буквы становились все бледнее, последние слова уже были чуть ли не выцарапаны на бумаге.
Через минуту Илья даже нашел на ночном столике эту старую шариковую ручку, попробовал писать ею — шарик оставил несколько бледных синих штрихов и окончательно иссяк.
Илья перечитал заново то, что Валя успела написать. Итак, она встретила одного из лаборантов отдела копирования института. Илья, в большей или меньшей степени, знал всех лаборантов из копировки. Их всего-то было человек пять. И один из них, стало быть, проводил свой отпуск здесь, в Крыму.
По стуку костылей, доносившемуся через приоткрытое окошко, Илья определил, что Михаил Всесвятский уже проснулся и ходит по своему маленькому винограднику, заботливо пестует будущий урожай. Надо было попрощаться со стариком и мчаться в Москву. Собственно говоря, этот вопрос вчера уже решили, пока Илья был еще не до бесчувствия пьян.
— Конечно, отправляйся, — подтвердил старик. — С похоронными делами я управлюсь и сам. Да и то сказать… Извини, но ты же теперь семье Всесвятских — никто. Извини еще раз. Я соберу остатки нашей родни, и похороним девочку по-христиански.
Они простились, и Илья устремился в Симферополь, надеясь улететь ближайшим самолетом.
Глава 18
В Москве Илья оказался в четвертом часу пополудни, поймал около аэровокзала пенсионера на «жигулях», который потихонечку «бомбил на извозе», и успел приехать в институт за полчаса до конца рабочего дня.
Он миновал проходную и на рысях добрался до отдела копирования, где застал в кабинете начальника отдела — Викторию Степановну, человека добрейшей души, проработавшую в институте! более тридцати лет.
— Виктория Степановна, — едва поздоровавшись, проговорил Илья. — Кто из ваших лаборантов сейчас в отпуске, отдыхает в Крыму?
— Никто, — слегка удивившись, ответила она. — У нас ребятишки гуляют летом. Да и то сказать, сейчас в Крым никто не ездит, поскольку дорого получается. Они у меня, Илюша, всю зиму деньги прикапливают и за границу летают, дешевле получается — в Анталию, на Кипр. Вот такие сейчас времена вытанцовываются.
Илья опешил.
— Все как один на месте? — нелепо переспросил он.
— Все как один. Отгулов не брали, — улыбнулась она. — Подожди-ка, в Крым все время ездил Алешка Череда, он подводной охотой занимался, аквалангист.
— Он здесь сегодня? — обрадовался Илья.
— Да он уволился три недели назад. Ни с того ни с сего. Кажется, нашел место инструктора по своему подводному плаванию.
— Спасибо, — поблагодарил Илья, порадовавшись, что хоть какая-то ниточка не оборвалась, и Череда не исчез бесследно…
Аквалангист Череда… Хозяин и знаток, следует понимать, подводного мира… Наверняка неоднократно проходил курс спасения на водах… И столь же наверняка — хорошо знает и как повернуть в обратную сторону этот «курс оказания помощи тонущим»… Это интересно.
Он помнил Череду — парень лет двадцати восьми, худой, жилистый, высокий — года три пытался сколотить в институте секцию подводного плавания, но желающих не набралось.
Не давая себе передышки, Илья помчался в отдел кадров, где неожиданно для себя был встречен ледяным, совершенно отчужденным взглядом Зои Акимовой.
— Я не имею права, Пересветов, давать вам домашний адрес наших работников. Тем более если Череда к тому же уволился.
— Да ты что, Зоя? Что случилось? — в полном недоумении положил ей руку на плечо Илья, но она отдернулась, словно от прикосновения раскаленного железа.
— Ничего! Не имею права!
— Я тебе что-нибудь плохое сделал?
— Нет, ничего плохого вы не сделали. Но я вам не справочное бюро.
Тон у нее был настолько холоден и строг, что у Ильи не хватило сил вступать в какие-либо пререкания или энергично уговаривать Зою — в конце концов адрес Череды можно было спросить и у его приятелей. Илья вышел из отдела кадров и пошел на свой этаж, в лабораторию. Но он еще не успел дойти до лестницы, как услышал, что его зовет Зоя.
— Илья, подожди!
Он обернулся. Зоя бежала за ним и почему-то испуганно оглядывалась.
— Илюшка, извини меня. Там в отделе эта мымра Локтева сидела, уши навострила, и я боялась разговаривать с тобой.
— Почему? — не понял Илья.
— Идем, идем, я тебе скажу, только ты молчи.
Она затянула его под лестницу, схватила за руку и тихо, сбиваясь через слово, прошептала:
— Илюшка, ты на меня не обижайся, но тогда, помнишь, ты в приемную грымзе Лидии Афанасьевне письмо подсовывал, а я ей звонила, чтоб ее отвлечь?! Так меня вызвал секретчик Харламов и такой допрос устроил! Просто жуть, я потом всю ночь тряслась.
— Какой допрос?
— Да все из меня, год, вытряс! И что я с тобой спала, когда еще замужем не была и потом, уже после замужества. И про авантюру эту, что я звонила в приемную, чтоб крысу Крючкову отвлечь, а ты мог бы подсунуть свое письмо. Ты извини меня, я все рассказала. Я его очень боюсь, Харламова. Он намекнул, что мужу про нас с тобой расскажет… Прости меня?
— Ладно, все это пустяки. Где Череда живет?
— Где-то в Ясеневе. Позвони мне через десять минут, я тебе скажу точно.
Она снова испуганно оглянулась, словно за каждым утлом боялась обнаружить Харламова, на секунду дружески прижалась к Илье мягкой грудью и поспешила в свой отдел.
Илья поднялся в лабораторию, где, кроме Спартака, сосредоточенно склонившегося над столом, никого не было.
— Привет, Илья, — поднял он голову. — Уже манкируешь работой? Пока никто еще не уволен, еще надо проявлять усердие.
— Я предупредил Шершова, что меня не будет. Что нового?
Он увидел, как по лицу Спартака пробежала судорога нерешительности, он словно колебался, сказать ли о своих новостях, или Илья не достоин такой информации. Потом сказал со странной улыбкой:
— Кое-что есть… Ты знаешь, меня, кажется, покупают. В другую организацию.
— Тебя или твои мозги? — Илья сел к своему столу.
— Мозги, понятно. Ни в чем другом я ценности не представляю. Послушай, объясни мне — мы друзья с тобой или нет?!
— Это имеет значение?
— Имеет! Может быть, я смогу и тебя продать? Ничего сейчас не скажу, но дело, кажется, стоящее.
— Насколько? Цена какая?
Спартак помолчал, потом сказал едва слышно, но многозначительно:
— Меня покупают за доллары, Илюха. Или за немецкие марки.
— Ну так продавайся, — легко ответил Илья и взялся за трубку зазвонившего телефона.
Зоя Акимова таинственным шепотом продиктовала Илье адрес, по которому жил Алексей Череда. Он положил трубку. Спартак, вроде бы отбросивший свои сомнения, сказал решительно:
— Все-таки, Илья, нам надо определить характер наших отношений. Я чувствую, что ты меня презираешь. Это так, не отговаривайся… Но я тебе благодарен за то, что в последний раз ты дал мне заработать на этой битве в грязи. Омерзительное, кстати сказать, зрелище.