— Дубина нет, — Лученков нервно оглянулся. — Послушайте, Пересветов, когда вы вызывали его сюда, то не подали какой-то скрытый сигнал тревоги? Не насторожили его? Я вас очень серьезно предупреждаю, что в таком случае…
— У нас нет с Дубиным шифра связи. Сейчас четыре пятьдесят две минуты. У него еще восемь минут.
Илья глянул через стеклянную стену холла на улицу и в сереньком рассветном тумане Спартака не увидел, зато разглядел свою машину! Свой «мерседес», за который теперь уже не надо было отдавать последнего взноса Куприянову!
— Это вы подогнали мою машину сюда?
— Да, по моему указанию, — небрежно ответил Лученков.
— Пойду, взгляну? Не беспокойтесь, я не убегу.
— Вам некуда бежать.
Это прозвучало как разрешение. Илья двинулся к выходу, по дороге подивившись на мужика под пальмой — неужели можно спать в такой скрюченной неудобной позе?
На улице было по-утреннему знобко и сыро. Он дошел до машины и отпер двери. Заглянул внутрь. Зря, что не захватил с собой в Сычевск никакого оружия, как советовал Корвет. Сейчас бы пригодилась даже какая-нибудь пустяковая газовая игрушка. Хотя бы дамский баллончик для самообороны уже прибавил бы если не сил, то уверенности.
За спиной Ильи послышался противный грохот мотоциклетного мотора, и, повернувшись, Илья заметил в тумане сверкнувшую фару. Мотоцикл заложил вираж, подкатывая к гостинице, и поначалу Илья определил, что эта машина — роскошной американской модели «харлей дэвидсон», а потом вдруг разглядел, что на заднем сиденье торчит Спартак Дубин, а в рога руля вцепилась Валерия.
Илья быстро отступил за машину, чтоб брат с сестрой его не заметили, но они остановились у ступенек лестницы отеля спиной к нему Спартак сполз с сиденья, стянул с головы шлем и пошел внутрь гостиницы. Валерия осталась сидеть в седле, по-мужски широко расставив ноги для равновесия.
Вот так, с неожиданной ревнивой злостью подумал Илья, еще одна продалась за дорогую и роскошную игрушку. Хорошо, что хоть за «харлей», а не за велосипед. Но Мария собиралась продаваться за старый синий «форд», так что у девочки Валерии еще есть перспектива.
Спартак уже исчез за стеклянными дверями гостиницы. А что мешает сейчас исчезнуть ему самому? Сесть за руль родного «мерса», дать по газам — и открыты все пути, все дороги? А еще умней — потому что только дурак убегает на автомобиле, а умный убегает на своих двоих, еще умней — скользнуть в ближайший переулок и дальше, дальше, в леса-поля, затаиться, выждать время, подумать: что делать? Однако надо учитывать и то, что под мотором родного «мерса» вполне может быть укреплена бомба и кто-то только и ждет, чтоб он, Илья, дерганул в поля-луга, а второе — с чего это он решил, что остался без присмотра? Вполне возможно, что именно сейчас его черепушка хорошо выглядит сквозь призмы оптического прицела. Так запросто его бы не отпустили, чтобы попрощаться с машиной. Попытаться рвануть в поля-луга все-таки можно бы. Но здесь остаются Спартак и эта девчонка… Не Бог весть какие близкие ему люди, но все же…
Илья запер дверцы автомобиля и пошел к гостинице. Валерия сидела к нему спиной и, глядя в зеркальце, подкрашивала губы. У каждого свои задачи в это туманное утро.
Илья вошел в холл и уже издали увидел, что Спартак базарно скандалит с Лученковым. Спартак был в своем репертуаре.
— А деньги? Деньги за доставку?!
— Сейчас получите.
— Без Пересветова — не отдам!
— Привет! — сказал Илья и хлопнул Спартака сзади по плечу.
— Привет, — Спартак нервничал. — Мы достали кассету из люстры. Это то, что надо?
— Да. Отдай Леониду Митрофановичу.
— А деньги?
Скривившись, словно глотал лимоны без сахара, Лученков подал заготовленный конверт, но Спартак не был бы самим собой, если б денежку не пересчитал. А пересчитав, посмотрел на Илью и спросил:
— А ты что-нибудь получишь? Как я понимаю, это же «Дельта»?!
— Если получу, то с тобой поделюсь. Но сомневаюсь. Отдай Кассету, садись на мотоцикл и рви отсюда с предельной скоростью.
Илья понимал, что сейчас что-то должно случиться, именно сейчас возникнет то неизвестное звено цепи, без которого вся картинка разваливалась.
Спартак вытащил из кармана кассету и положил на открытую ладонь Лученкова.
Звено появилось. За спиной Ильи послышались ровные, четкие, солдатские шаги, и, обернувшись, он увидел, что мужик под пальмой уже не спит, он подходит к ним, и это славный чекист из бывших Станислав Васильевич Харламов. Все на месте! Или еще не все?
— Дайте мне это, — требовательно сказал Харламов Лученкову и протянул руку. Лученков спокойно отдал ему кассету — все шло по расписанному плану.
— Руки, Пересветов. Протяните ко мне руки.
И это предполагалось. Илья протянул руки, и Харламов с ловкостью фокусника защелкнул на кистях кольца наручников.
— Вы арестованы, гражданин Пересветов, за попытку передачи за рубеж государственной тайны.
Ты что! — заорал в душе Илья, за дурака меня принимаешь?! Да такие спектакли даже в детском саду не разыгрывают! Только Лученков тебе поверит, а Спартак — так и вообще ничего не понимает!
Но спектакль (а может, вовсе не спектакль?) продолжался. Харламов повернулся в темную глубину холла и щелкнул пальцами. И еще один фигурант вышел на сцену, и хотя он был знаком, но все равно ситуации до конца не проявил.
Рихард Зонне, фальшивый (а может, не фальшивый?) иностранец, вышел из тени в свет, дошагал до Харламова, с дружеской улыбкой кивнул всем и принял из рук Харламова кассету с микрофильмом. Дальнейшие его действия отличались высоким профессионализмом. Он отошел в сторонку, к лампе дежурного портье, вытащил из кармана сильную лупу, вытянул из кассеты около метра пленки и внимательно принялся рассматривать ее сквозь лупу. Удовлетворенно хмыкнул, свернул ленту и вернулся к Харламову.
— Все в порядке. Это шифр и личный знак академика Всесвятского-Лады.
И покойный здесь! Во всяком случае, его беспокойный загробный дух! Вот теперь наконец все в сборе! Сейчас бы — хорошенькое землетрясение, чтоб всех накрыло обломками, после чего человечество вздохнет спокойно — парой-тройкой мерзавцев на земле станет поменьше. Но мысли эти Илью ничуть не веселили. Землетрясение в Сычевске не предвиделось.
— Хорошо, Рихард, спасибо, — Харламов взял кассету и положил ее в карман. — Можете быть свободны.
Зонне откланялся и исчез.
— Идемте, Пересветов, — голосом вежливого палача сказал Харламов. — Поедем в то место, которое вы заслужили.
— За что заслужил?
— За предательство родины.
— Но я еще, изволите видеть, не успел предать.
— Не сумели. Но замышляли. За это вам будет скидка. Спасибо, Леонид Митрофанович, спасибо, гражданин Дубин — вы тоже проявили сознательность.
— Но… Кассета? — удивленно спросил Лученков. — Это же научная работа, и институт намерен ее восстановить. Это наше будущее!
— Конечно, конечно, Леонид Митрофанович, — убедительно ответил Харламов. — Само собой, что это научный труд, но пока это вещественное доказательство. В ближайшие дни мы вам ее вернем.
Вдруг Спартак заорал истошным голосом — до него наконец дошел смысл происходящего.
— Я вам деньги не отдам, Лученков!
— Оставьте их себе! — раздраженно отмахнулся Лученков.
— Я не то хотел сказать! Я вам и Пересветова не отдам! На каком основании?! Предъявите ордер!
— Предъявляю, — тихо ответил Харламов, и через долю секунды под носом Спартака оказалось дуло пистолета. — Достаточно? Радуйся, что сам не гремишь за содействие в предательстве.
Спартак мужественно и железно простоял на ногах пять секунд, пока Харламов держал у него под носом пистолет. Но его боевой пыл испарился, способов дальнейшей борьбы он не видел. Зато Лученков сказал неожиданно:
— Станислав Васильевич, вы ведь в Москву едете? Я с вами, с вашего разрешения.
В глазах Харламова мелькнуло недовольство.
— Сопровождать арестованного вообще-то…
— Ай, оставьте! Мы с вами так удачно проделали эту операцию вместе, что я тоже, можно сказать, оказался среди чекистов. Я хочу поговорить с вашим начальством, чтобы материалы «Дельты» были немедленно переданы институту.