Примерно такую компанию я и ожидал здесь увидеть, поэтому постарался одеться подобающе, насколько мне позволил мой гардероб. Надо сказать, мне это не удалось. Потертые джинсы и свитер с дыркой на локте ни за что не позволили бы мне смешаться с толпой, но зато я был практически уверен, что тут за мной никто не будет следить. Любого полицейского, в том числе и меня, здесь можно было вычислить без особых усилий.
Карлы еще не было, поэтому я подошел к барной стойке и заказал у бородатого бармена кружку пива «Прайд». Он посмотрел на меня с ухмылкой, как на ряженого, но пива все-таки налил. Я расплатился за выпивку и встал неподалеку от входа, чтобы увидеть Карлу, как только она придет.
Я чувствовал себя немного неуютно в этом заведении, и это напомнило мне о наших с Карлой отношениях. Она знала, что мы никогда не будем парой, а мне тяжело было это принять. Но я понимал, что очень скоро придется это сделать. С завтрашнего дня я в бегах, с поддельным паспортом, который несколько месяцев назад сделал мне один из знакомых Лена Ранньона. Я заказал его на всякий случай, после того как узнал, что люди из отдела по борьбе с уголовными преступлениями стали разнюхивать что-то про бывших сотрудников участка. Паспорт был что надо. Я отрастил бороду и надел очки, так что на фотографии получился не похож сам на себя. Хотя вряд ли удастся сразу воспользоваться этим документом: как только я исчезну, на ноги поставят всех полицейских, и значит, мне нужно будет залечь на дно на пару недель, пока все само собой не уляжется. Я подумывал, не поехать ли мне в Корнуолл или в Шотландию — куда-нибудь подальше от центра. В очередной раз за день меня охватили недобрые предчувствия.
Я удивился, узнав в первом выступающем Нормана-Зека Дрейера, известного здесь под псевдонимом Бард Сомерс-Тауна. Норман был в зеленом замшевом пиджаке с бахромой, белых штанах для игры в крикет и черных сапогах до колен. Не хватало только шляпы с пером, чтобы он выглядел в точности как Робин Гуд.
Под вежливые аплодисменты он вышел на сцену танцующей походкой и начал с непристойной баллады, повествующей о деревенской девушке по имени Анни и о том, как она безуспешно пыталась отвадить от себя чересчур влюбчивых фермеров. В общем, стихотворение мне понравилось, несмотря на то что оно было очень длинным. Пару раз я даже рассмеялся, чего никак не ожидал. К сожалению, остальные три его произведения оказались намного скучнее. Слушая рифмованные призывы к восстановлению социальной справедливости, я каждые десять секунд поглядывал на дверь: не появилась ли Карла? Наконец, пританцовывая и кланяясь, Дрейер ушел со сцены, и адресованные ему аплодисменты тут же потонули в шуме разговоров.
Я завидовал людям, собравшимся в этом зале. Завидовал, потому что им нечего было бояться. Они были спокойны и чувствовали себя в полной безопасности — в отличие от меня.
Кто-то тронул меня за плечо и, обернувшись, я увидел, что это Карла. На ее лице было больше косметики, чем обычно, но от этого она казалась еще красивее. На ней было длинное черное пальто, под которым виднелись белая блузка и обтягивающие джинсы. Она поздоровалась и быстро поцеловала меня в щеку. Я сказал ей, что она хорошо выглядит.
— Спасибо, ты настоящий джентльмен, — ответила она, едва улыбнувшись.
— Хочешь чего-нибудь выпить?
— Умираю как хочу водки с апельсиновым соком!
Я подозвал официантку и сделал заказ.
— Ты действительно хочешь уехать, Дэннис? — спросила Карла, когда официантка ушла. — Знаешь, мне почему-то не верится, что у тебя хватит решимости.
— Внешность обманчива, — усмехнулся я. — Энн не появлялась?
— Нет. Но одна девочка сказала, что у нее появился новый ухажер и Энн говорила, что собирается уехать с ним.
— Будем надеяться, что так оно и есть. Ты звонила в полицию?
Карла кивнула:
— Да. Они не особенно переполошились.
— А ты рассказала им про Молли? — Она опять кивнула. — И это тоже не вызвало у них интереса?
— Дэннис, эти девочки — проститутки. Периодически с ними такое случается. Не представляю, как ты сможешь перестать быть полицейским, ведь тебя слишком волнует то, что происходит вокруг.
— Значит, мне точно надо уехать. Возможно, тогда я перестану думать об этой истории.