— Как же тут не заинтересоваться, товарищ Парфенов, — сказал тем временем майор. — Вам же известны эти ваши местные легенды, мифы и предания, так сказать, о призраке Топоркова?
— Вот вы правильно сказали, товарищ майор, мифы и предания, — невесело засмеялся Парфенов. — Конечно, умный человек и слушать такое не станет…
— К сожалению, в нашем деле, — вздохнул Жаверов, — приходится выслушивать и умных, и глупых. Глупых даже чаще. Просто потому, что их гораздо больше. То же и со слухами. Вы правильно делаете, что презрительно к этому относитесь. Но в нашем деле — опять же к моему личному сожалению — постоянно приходится на эти самые слухи опираться. И вы знаете, это помогает. Потому как никакой слух не рождается на пустом месте.
14
Парфенов помолчал, а потом сказал:
— Ну здесь-то известно, на каком месте все родилось. Повесился ведь парень. Для нас это событие. Никогда ничего подобного здесь не происходило. На моей памяти, по крайней мере.
Жаверов хитро посмотрел на артиста:
— Товарищ Парфенов, а вы все-таки абсолютно уверены, что в тот злополучный день, когда был обнаружен пресловутый висельник… словом, вы совершенно не сомневаетесь, что это был именно Топорков?
— У меня никаких сомнений и тогда не было, и сейчас нет, — несколько даже обиженно сказал Парфенов. — Я хорошо запоминаю лица. Да и не такой уж этот Топорков неприметный был, чтобы его не запомнить…
— То есть он все-таки был приметный? — хмыкнул майор. — Почему же его не хотели снимать в кино? У вас эта самая приметность, насколько я знаю, — самое важное…
— Так думают многие и заблуждаются, — снисходительно улыбнулся Парфенов. — Талант. Талант — самое важное. Без него в кино — никуда. А на втором месте — киногеничность. То есть, грубо говоря, такое свойство, когда человек почему-то хорошо выходит на пленке. Вот один хорошо выходит, а другой — нехорошо. И этого не объяснить. Бывает, в жизни — сущая серая мышь, а на экране — красавец или красавица. А бывает наоборот…
— Стало быть, видный и приметный Топорков просто не обладал этой вашей киногеничностью?
— Он и талантом особым не обладал, ежели честно, — вздохнул Парфенов. — По крайней мере, такое было общее мнение. Ну и действительно — на экране он тоже не очень выходил. Может, поэтому ему наконец и дали такую роль — Пьеро этого самого, что там у него все равно лицо замазано и не видно, какое оно там по-настоящему: киногеничное или не очень… Товарищ Жаверов, ну все-таки сейчас-то зачем говорить о Топоркове? Я понимаю, слухи и все такое, но тут же нет никакой подходящей почвы. Мистика какая-то получается. А такого не бывает… Или вы все-таки думаете, что повесился не Топорков, а настоящий Топорков живет на «Мосфильме» в костюме Пьеро и вдруг сегодня ночью еще и режиссера убить решился?..
— Вы знаете этого режиссера, которого убили? — спросил Жаверов.
— Баклажанова-то? Знаю, — сказал Парфенов. — Даже снимался у него в одном фильме. Давно еще. Вернее, это был не его собственный фильм, он тогда еще снимал на пару с другим режиссером… Но теперь-то его все знают. Он у нас один из таких, что ли, мэтров…
— Да, я поинтересовался его биографией и понял, что он действительно мэтр… Был мэтром, — поправился майор. — Оно и понятно: кому попало не доверили бы снимать «Преступление и наказание»…
— Что и говорить, могучая картина, — промолвил Парфенов.
— А вы не помните, Топорков пробовался на главную роль в этой картине? — вдруг спросил Жаверов.
— Кто его знает, — пожал плечами Парфенов. — Очень может быть. Он несколько лет кряду пробовался чуть ли не в каждой картине… И все без толку.
— Главный герой «Преступления и наказания» — Раскольников, — медленно произнес Жаверов. — Молодой человек, зарубивший топором некую старуху… — Майор замер, ожидая реакции Парфенова, но она его разочаровала.
— Совпадение, — бесстрастно сказал актер. — Если так рассуждать, то почему именно Топорков, который к тому же уже умер? На Раскольникова этого десятки актеров пробовались…
— Вполне может быть, что это совпадение, — хмыкнул Жаверов. — Но тогда оно тут не единственное. Свидетельница видела рядом с трупом человека в костюме Пьеро…
— Померещилось, — так же равнодушно отозвался Парфенов. — Известно — женщина… Да и можно понять. Когда убитого человека увидишь, еще и не то померещится… Я, например, никогда с убитыми не сталкивался, и желания столкнуться как-то, представьте, не возникает…