— Тогда такое начнется — страшно подумать.
Саркар кивнул:
— Непременно. Но я все же удивлен, как тебе самому это не пришло в голову.
Питер глядел в сторону. Нет сомнения, он подавил эту мысль, не дал ей оформиться. Старая рана, давно зажившая. Или по крайней мере ему так казалось.
Вот черт, подумал Питер. Черт бы это все побрал.
ГЛАВА 13
Это случилось тринадцать лет назад, в первый год их супружеской жизни. Питер все, что произошло тогда, помнил очень отчетливо. 31 октября 1998 года. Даже в те давние времена они редко ели у себя, но тем не менее они всегда считали, что было бы невежливо уходить из дома в Хэллоуин — ведь кто-то должен одарить подарками детишек, распевающих шутливые песенки под окнами.
Пока Питер заправлял салат «Цезарь» настоящими кусочками бекона, поджаренными в микроволновой печи, Кэти приготовила феттучини Альфредо, а затем они совместными усилиями соорудили торт на десерт. Им было очень весело стряпать вместе, и теснота крохотной кухоньки, которая была у них в те времена, создавала массу возможностей для приятных соприкосновений, пока они протискивались к разным буфетным шкафчикам и кухонным приборам. В конце концов у Кэти на каждой груди оказались пятна муки в форме отпечатков ладоней Питера, а у Питера на ягодицах — отпечатки ее ладоней.
Но когда они съели оба салата и с аппетитом стали уплетать макароны, Кэти вдруг сказала без всякого перехода:
— Я беременна.
Питер отложил свою вилку и посмотрел на нее.
— Ты не шутишь?
— Нет, не шучу.
— Это... — Он знал, что должен сказать «Это чудесно», но не смог выдавить из себя второе слово. Вместо него он осторожно сказал «интересно».
Она заметно погрустнела.
— Интересно?
— Ну, я имею в виду, что неожиданно, вот и все. — Пауза. — Ты разве не... — Снова пауза. — Черт.
— Я думаю, это произошло в тот уик-энд в коттедже моих родителей, — помолчав, добавила она. — Помнишь? Ты забыл...
— Я помню. — В голосе Питера чувствовалась легкая досада.
— Ты говорил, что сделаешь себе вазэктомию, когда тебе исполнится тридцать, — напомнила Кэти. — Ты говорил, что сделаешь это, если к тому времени у нас все еще не возникнет желания завести ребенка.
— Ну, я не то чтобы ужасно мечтал сделать это в свой день рождения. Мне все еще тридцать. И кроме того, мы все еще думаем, хотим ли мы иметь детей.
— Тогда почему ты сердишься? — спросила Кэти.
— Я... я не сержусь. — Он улыбнулся. — В самом деле, дорогая, я ничуть не сержусь. Просто для меня все так неожиданно, вот и все. — Он помолчал. — Значит, если это случилось в тот уикэнд, то какой у тебя сейчас срок? Шесть недель?
Она кивнула:
— У меня была задержка, поэтому я купила один из этих наборов.
— Так-так, — произнес Питер.
— Ты не хочешь ребенка, — негодующе воскликнула она.
— Я этого не говорил. — Он попытался ее успокоить. — Я пока не знаю, чего хочу. — В этот момент в дверь позвонили. Питер встал, чтобы встретить гостей.
Не мытьем, так катаньем, подумал он, идя открывать дверь.
Питер и Кэти прождали еще три недели, взвешивая свои возможности, свои привычки, свои мечты. Наконец они приняли решение.
Клиника-абортарий на Колледж-стрит помещалась в старом двухэтажном кирпичном здании. Слева от нее располагалась, судя по вывеске с орфографической ошибкой, грязная забегаловка какого-то Джо, где обещали вас накормить завтраком из двух яиц «как вы их любите». Справа — лавка торговца бытовыми приборами с выставленным в окне вручную намалеванным объявлением «Здесь ремонтируют».
А перед входом в клинику по тротуару взад-вперед слонялись противники абортов с плакатами.
«Аборт — это убийство», — было написано на одном.
«Грешница, покайся», — гласил другой.
«У детей тоже есть права», — возвещал третий, возможно, написанный той же рукой, что и вывеска Джо. Скучающий полицейский, прислонившись к кирпичной стене, наблюдал за тем, чтобы пикетчики не нарушали порядок.
Питер и Кэти припарковались на противоположной стороне улицы и вышли из машины. Кэти посмотрела в сторону клиники и вздрогнула, хотя было не особенно холодно.
— Я не думала, что тут будет так много пикетчиков, — заметила она.
Питер насчитал восемь человек — трое мужчин и пять женщин.
— Здесь всегда ошивается с десяток протестующих.
Она кивнула.
Питер взял Кэти за руку. Она стиснула его ладонь и выдавила слабую, но храбрую улыбку. Они подождали, пока машины проедут, и перешли через дорогу.
Как только они оказались на той стороне, их окружили пикетчики.
— Не ходите туда, леди! — кричал один из них.
— Это ваше дитя! — восклицал другой.
— Подождите, подумайте! — призывал третий.
Полицейский подошел поближе, чтобы убедиться, что пикетчики не трогают Кэти и не мешают ей пройти.
Кэти напряженно смотрела прямо перед собой. Яйца, как вы их любите, подумал Питер. Здесь ремонтируют.
— Не делайте этого, леди! — снова крикнул один из пикетчиков.
— Это ваше дитя!
— Подождите, подумайте еще раз!
К деревянной двери клиники вели четыре каменные ступеньки. Она начала подниматься по этой лесенке, Питер шел вплотную за ней.
— Это!..
— Не!..
— Подождите!..
Питер перегнал жену, чтобы открыть дверь.
Они вошли в клинику.
На следующей неделе Питер сделал себе вазэктомию. Супруги ни разу впоследствии не возвращались к этому эпизоду, только иногда, когда их навещали племянницы или когда они встречали на улице какую-нибудь соседку, гуляющую с ребенком, или когда по телевизору показывали детей, Питер становился задумчивым, печальным и сконфуженным, а украдкой взглянув на жену, видел в ее больших голубых глазах ту же смесь эмоций и неуверенности.
Теперь им снова предстояло столкнуться с той же моральной проблемой.
Конечно, не было никакой возможности надеть сканирующий шлем на эмбрион. Но Питеру и не нужно было регистрировать всю электрическую активность мозга нерожденного ребенка — ему было достаточно прибора для обнаружения высокочастотной душеграммы. Пришлось повозиться несколько дней, но в конце концов он сумел смастерить сканер, который можно было положить на живот беременной женщине, чтобы зарегистрировать внутри него душеграмму. В этом приборе использовались некоторые технологические приемы дистанционного наблюдения, взятые из хобсоновского монитора, и датчики с остронаправленной диаграммой чувствительности, чтобы прибор ошибочно не среагировал на душе-грамму матери.
Плод находился глубоко в теле матери, поэтому его душеграмма была значительно слабее материнской. Это как в телескопе: чтобы на фотопластинке возникло изображение слабого источника, нужна длительная выдержка. Питер подозревал, что датчик должен находиться на месте часа четыре, прежде чем можно будет определить, есть ли под ним какая-нибудь душеграмма.
Питер спустился в финансовый отдел своей компании. У одной из его служащих, старшего аналитика этого отдела Виктории Калипедес, только что начался девятый месяц беременности.
— Виктория, — обратился к ней Питер. — Мне нужна твоя помощь.
Она выжидающе посмотрела на него. Питер улыбнулся. Все, что Виктория делала в последнее время, носило выжидающий характер.
— Я изготовил прототип нового датчика, и мне бы хотелось испытать его с твоей помощью, — пояснил он.
Виктория удивилась:
— Это имеет какое-то отношение к моему ребенку?
— Совершенно верно. Я просто положу тебе на живот сеть датчиков. Это не больно и не может никак повредить ребенку. Это, ну, что-то вроде ЭЭГ — регистрирует электрическую активность мозга плода.
— И это точно не может повредить ребенку?
Питер покачал головой:
— Абсолютно.
— Ну, я не знаю...
— Пожалуйста. — Питер сам удивился своей настойчивости.
Виктория подумала.
— Хорошо. Когда я тебе понадоблюсь?
— Прямо сейчас.
— У меня сегодня куча работы — вы же знаете моего начальника.
— Датчик можно надеть всего за несколько минут. Поскольку сигналы очень слабы, придется поносить его до конца рабочего дня, но вы сможете при этом спокойно заниматься работой.