Голос из динамика:
— Я уверен, что ты ошибаешься, Питер. Никто из нас не стал бы совершать убийства. Но если ты обратишься к общественности, люди тебе поверят — в конце концов, ты теперь тот самый знаменитый Питер Хобсон. А это значит, что винить в этих смертях станут именно тебя.
— Мне сейчас на это наплевать, — заявил Питер. — Я сделаю все, чтобы защитить Кэти, даже если для этого мне самому придется сесть в тюрьму.
— Но Кэти причинила тебе боль, — раздался синтезированный голос. — Она ранила тебя больнее, чем кто-либо на свете.
— Ранить меня, — сказал Питер, отчетливо выговаривая слова, — это не такое уж тяжкое преступление. Я не шучу: только попробуйте вновь ей угрожать, хоть как-то ей навредить, и я прослежу, чтобы вы все были уничтожены. Я обязательно найду способ, как этого добиться.
— Мы могли бы, — очень медленно произнес электронный голос, — избавиться от тебя, и тогда у нас не будет проблем.
— Это в некотором смысле было бы самоубийством, — сказал Питер. — Или братоубийством. В любом случае я такого не совершил бы никогда, а это значит, что вы тоже никогда не стали бы этого делать.
— Ты не стал бы убивать сослуживца Кэти, — возразил голос из динамика, — однако ты веришь, что один из нас на это способен.
Питер откинулся на спинку стула.
— Нет, не стал бы, но... но мне этого хотелось. Стыдно признаться, но я желал его смерти. Но я не убил бы себя — и даже не стал бы думать о том, чтобы убить себя, — и поэтому я знаю, что никто из вас тоже не стал бы думать об этом всерьез.
— Но ведь ты собираешься нас убить, — сказал голос.
— Это другое дело, — ответил Питер. — Я являюсь исходным оригиналом. Вы это тоже хорошо знаете. И в глубине души я не верю, будто компьютерная модель столь же живая, как человек из плоти и крови. А поскольку я в этом уверен, то вы тоже в это верите.
— Возможно, — согласился голос.
— А теперь вы пытаетесь убить Кэти, — продолжал Питер. — В любом случае это должно прекратиться. Не смейте угрожать Кэти. Оставьте ее в покое раз и навсегда.
— Но она причинила тебе боль, — повторил синтезатор.
— Да, — раздраженно подтвердил Питер. — Она действительно причинила мне боль. Но если бы я ее потерял — это принесло бы мне гораздо больше страданий. Умри она, я был бы совершенно раздавлен.
— Почему? — спросил голос.
— Потому что я люблю ее, черт возьми. Я люблю ее больше жизни. Я люблю ее каждой клеточкой своего существа.
— В самом деле? — спросил голос.
Питер замолчал, переводя дух. Он задумался. Только ли гнев заставил его произнести эти слова? Мало ли что говорится в сердцах. Или это была правда — истинная правда?
— Да, — тихо сказал он, поняв наконец самого себя, — да, я действительно люблю ее очень сильно. Я люблю ее сильнее, чем могу выразить словами.
— Тебе давно уже пора было признать это, дружок, тогда бы тебя не пришлось к этому подталкивать. Отправляйся и забери Кэти — несомненно, ты отвез ее к сестре; я бы на твоем месте так и сделал. Поезжай и привези ее домой. С ней больше ничего не случится.
ГЛАВА 42
На следующий день Питер, убедившись, что Кэти благополучно добралась до работы, вернулся домой. Он отсоединил электронную систему, запирающую двери, и вызвал слесаря, чтобы тот установил старомодные механические замки, которые отпираются ключом. Пока слесарь работал, Питер сидел в домашнем кабинете и смотрел в пространство, пытаясь осмыслить происходящее.
Он думал о Роде Черчилле.
Неэмоциональный. Скрытный.
Но он принимал фенелзин — антидепрессант.
Значит, ему был поставлен диагноз — клиническая депрессия. Но в течение двадцати лет, которые Питер был знаком с Родом Черчиллом, он не замечал никаких перемен в его поведении. Это, возможно, означало, что... все это время тот находился в состоянии депрессии. Возможно, он заболел уже тогда, когда Кэти была еще совсем маленькой девочкой, отчего и был таким плохим отцом.
Питер покачал головой. Род Черчилл — не ублюдок, не тупица. Просто больной человек — жертва химического дисбаланса.
Конечно, это в какой-то степени смягчает его вину перед детьми, не позволяет судить его слишком строго.
Черт возьми, подумал Питер, все мы, оказывается, просто-напросто химические машины. Сам Питер не мог нормально работать, не выпив свой утренний кофе. Без сомнения, накануне своих месячных Кэти становилась более раздражительной. А Ханс Ларсен позволял гормонам управлять всей своей жизнью.
Какой же Питер — настоящий? Тот ленивый, раздражительный тип, который утром едва может заставить себя выбраться из кровати? Или тот собранный, целеустремленный человек, приезжающий в офис, после того как под влиянием наркотика кофеин совершается волшебное превращение? Какая Кэти — подлинная? Веселая, яркая, привлекательная женщина, какой она бывает большую часть времени, или капризная, сварливая особа, в которую она превращается на несколько дней каждый месяц? А каким был настоящий Ларсен? Тот пьяный, сдвинутый на сексе остолоп, каким видел его Питер в пабе, или парень, который, похоже, хорошо справлялся со своей работой и был любим большинством своих сослуживцев? Кем бы он стал, вдруг пришла ему в голову шальная мысль, если бы его кастрировали? Возможно, совершенно другим человеком.
Что станет с личностью, если удалить стимуляторы и депрессанты, ингибиторы и растормаживатели, тестостерон и эстроген? А что можно сказать о детях, которые при рождении перенесли асфиксию? А о людях с синдромом Дауна — совершенно изуродованных наличием лишней двадцать первой хромосомы? Что можно сказать о тех, кто страдает аутизмом? Безумием? Маниакально-депрессивным психозом? О шизофрениках? О больных с расщеплением личности? С органическими повреждениями мозга? С болезнью Альцгеймера? Несомненно, они в этом не виноваты и это не отражает их подлинную сущность — их души.
А как насчет тех близнецовых исследований, о которых упомянул контрольный двойник? Природа, а не воспитание, руководит нашим поведением. Когда мы не пляшем под биохимическую дудку, мы маршируем под генетический барабан.
И все же Род Черчилл лечился от своей депрессии.
Если бы он и в самом деле был убит, как предполагает инспектор Фило, то двойник должен был знать о его болезни, ведь в базе данных о лекарствах он наверняка нашел сведения о том, что Род принимает фенелзин. Неужели двойник не смог понять, что такое заболевание могло продолжаться годы и годы? Неужели этих свидетельств оказалось недостаточно, чтобы отменить любой смертный приговор, который мог вынести двойник?
Нет, это невозможно — никакая версия его самого не могла бы убить Рода Черчилла, зная о его химической проблеме. Пожалеть его, да, но уж точно не убивать. Фактически это ставит под сомнение все предположения Сандры Фило. В конце концов, двойники не признались ни в одном из убийств, и все улики Фило, указывающие на Питера, а через него на двойников, были лишь косвенными.
Питер облегченно вздохнул. Он бы не стал убивать Рода Черчилла. Род просто сделал какую-то глупость, не послушавшись советов своего врача. А Ханс Ларсен? Ну, Питер всегда подозревал, что десятки обманутых мужей жаждали его смерти, и, кроме того, Питеру пришло в голову, что подозрение с таким же успехом могло падать и на собственную жену Ларсена, которая, как он вспомнил, работала в банке и могла присвоить необходимую сумму, чтобы нанять убийцу.
Чушь собачья все эти обвинения против него. Пустые домыслы.
И он это докажет. Он сам подвергнет ревизии собственные финансы. Заказное убийство наверняка стоит десятки, если не сотни тысяч долларов. Фило может никогда не найти недостачу, даже получив разрешение на ревизию всей его отчетности. Но у Питера есть то преимущество, что он думает в точности так же, как и его двойники. Если он поищет — как следует поищет — и не сможет найти никакой недостачи, что же, тогда он сможет спать спокойно.