– Хорошо. У меня было время смотреть вокруг, предположим, что это так. Предположим, что моя оборона на самом деле была нападением. Предположим всякие такие вещи.
– Тогда, мистер Пелхэм, остается предположить, что вы – не полицейский.
– Ладно, предположим.
– Следовательно, вы кто-то другой?
– Следовательно, я кто-то другой.
– Это меня и тревожит. Мне стало страшно, когда я увидела знакомые мне способы нападения, а затем поняла, что к ним добавлены многие другие приемы, которые мне не известны. Мне на самом деле было страшно в тот день, мистер Пелхэм. Я испугалась вас. Я боюсь вас и теперь.
– Странно, вы же психиатр.
– К тому же я устала, мистер Пелхэм. Доброй ночи. Я не знаю, для чего вы здесь на самом деле. Может быть для того, чтобы, как вы выражаетесь, нас охранять. Мне приходилось встречать таких как вы. Когда я была еще маленькой девочкой, я знавала добровольца из Америки. Он научил нас оборонительной стойке, а два дня назад я заметила, что ею пользуетесь и вы.
Чиун в Израиле? Не может быть, подумал Римо. Стойка? Но ее показал Римо не Чиун. Этой стойке, с виду очень неловкой постановке ног, создающей впечатление, что ты собираешься шагнуть назад, когда на самом деле, следует движение вперед, научил его…
Нет, это был не Чиун. Первые дни тренировок после казни на электрическом стуле… Ну, конечно! Конн Макклири. Конн Макклири в Израиле?!
Дебора встала и подошла к двери. Римо остался сидеть.
– Этот человек, он вам понравился? – спросил Римо.
– Его любила вся деревня. Но сейчас он мертв, и такая же судьба ждет всех нас. Вопрос только в том, когда. И все мы стараемся отдалить это «когда», правда?
– Когда этот человек умер?
– Вас он, кажется, очень заинтересовал. Почему?
– Возможно, я знал его.
– Если это так, то мне нечего вас бояться, поскольку он был хороший человек. Именно это нам всем запомнилось больше всего. Ведь то, чем он занимался, не часто привлекает хороших людей. Он был редкостью. И он умер. Мне кажется, что он умер раньше, чем было предназначено. Хорошие люди редко живут долго.
Теперь ее голос звучал мягче, Римо услышал в нем какой-то надлом, эмоциональная дрожь была сильнее, чем можно было ожидать. Чувствовалось, что ее охватили воспоминания, которые не изгладятся никогда.
– У этого хорошего человека, – спросил Римо, – не было одной руки?
– Да, – сказала Дебора.
– И его звали Конн Макклири?
– Да, – сказала Дебора и захлопнула уже было открытую дверь.
– Значит, вы его знали?
– Да, – сказал Римо, – я знал его.
– Значит, вы работали в разведке США?
– Нет, – сказал Римо. – Но я знал его когда-то.
– Вам известно, как он умер?
– Да.
– Сообщали, что это случилось в больнице.
– Да. В больнице.
И лицо Доборы превратилось в улыбку и теплоту, и нежность, в ласковую радость, которую люди, понимающие красоту, мечтали бы всегда иметь рядом с собой.
– Это забавно, и поскольку вы знали Конна, это было характерно для него, – сказала она, усаживаясь на стул лицом к Римо.
– Он тогда только что приехал к нам в деревню, это было перед получением независимости, когда на нас напали пять арабских армий. А у нас была, по-моему, одна винтовка на пятерых мужчин или вроде того. Я была тогда совсем юной.
– Конечно, – сказал Римо.
– Конечно, – смеясь повторила Дебора.
– В общем, он вызвался организовать для наших людей специальную подготовку. Я не имею права раскрывать ее суть. Мы очень его ждали. С нетерпением. Мой дядя говорил: когда приедет американец, он покажет вам всю технологию. Подождете и увидите. Все это, конечно, было большим секретом, и все, естественно, знали об этом, с нетерпением ожидая его прибытия. Образовалось что-то вроде комиссии по торжественной встрече секретного агента. Его привезли в автомобиле, на заднем сиденье. Вы, наверное, не знаете, как ценились тогда автомобили у нас, но попытайтесь представить. Конн был на заднем сиденье, но вы никогда не догадаетесь…
– Он был пьян, – уверенно сказал Римо.
Дебора засмеялась и хлопнула Римо по колену. В ее глазах появились слезы, сквозь смех она попыталась что-то сказать.
Римо быстро добавил:
– Точно. Я же говорил, что знал Конна Макклири.
Его спокойный голос заставил Дебору схватиться за край стола, чтобы хоть как-то успокоиться.
– Пьян? – наконец удалось выговорить ей.
– Он был пьян до потери сознания. Вам бы видеть лицо дяди Давида. Он несколько раз переспрашивал водителя, того ли человека он привез. Потом мы узнали, что он начал пить еще в Токио, откуда его вывезли месяц назад. Пьян? От него просто несло спиртным. Знаешь, когда его выносили из машины, все отступили назад, так он пропитался алкоголем.
– В этом весь Конн Макклири, – сказал Римо.
– Да, он был таким. Только через три дня он наконец сообразил, где находится.
– Трудное было время?
– Ну, для нас – не очень. Мы готовили себя к другому. Все мы были уверены, что победим. Хотя было довольно страшно, я ведь была тогда…
– Всего лишь маленькой девочкой.
– Конечно. В противном случае, я сейчас была бы пожилой, а не привлекательной, красивой и молодой женщиной.
– Конечно, вы сознаете свою красоту.
– Перестаньте. Я вам рассказала мою историю о Макклири. Теперь ваша очередь.
– Ну, я впервые увидел Конна, – сказал Римо, привычно собираясь опустить детали, – когда… Нет, дайте вспомнить. В первый раз…
– Нет, во второй раз. Про первую встречу вы не хотите говорить, и ладно. Расскажите о второй встрече.
Так. Значит она считает, что он работает на ЦРУ или ФБР, подумал Римо. Ну и что? Этого следовало ожидать, исходя из того, чем они здесь занимаются. Он уже пользовался «крышей» ЦРУ раньше.
– Ладно, – сказал Римо. – Дело было так. Я пришел в сознание на больничной койке, а он вкатил в палату столик с роскошным обедом – с омарами и выпивкой.
– Это для человека, только что пришедшего в себя?
– Мы же говорим о Конне Макклири.
– Да, – кивком подтвердила Дебора.
– Он разложил все это великолепие, нахамил доктору и сестре и пригласил меня к столу. И сам почти все выпил.
– Конн Макклири, – выразительно сказала Дебора.
– Но это мелочи. Он вообще от бутылки надолго не отлучался. Чудеса, что ему удалось пережить двадцать один год.
– Тогда египтяне рвались через пустыню Негев. Мы были рядом с линией фронта.
– Где?
– Неважно. Вы дадите мне закончить? И давайте оставим все эти «где». Если хотите узнать где, почитайте мою официальную биографию.
– Готов поклясться, что она содержит не те «где».
– Перестань, Римо. И слушай. А если тебе хочется поиграть в вопросы и ответы, то я могу пойти к доктору Брюстеру и пожаловаться на гнусное вмешательство такого типа, как ты. Он жизнь из тебя вытрясет.
– Хорошо. Больше не буду.
– О'кей. Итак, мы были неподалеку от линии фронта, а Конн начал срочно собирать повсюду медные трубы и трубочки. Дядя Давид сказал: вот увидите, это секретное оружие. Американская технология. А Конн секретничал и никого не подпускал к месту, где занимался своей «технологией». Как-то я тайком пошла за ним и увидела за скалами мешки с песком. Сейчас, на Суэцком канале, нам бы такая оборона очень пригодилась. Он, похоже, пересыпал в мешки всю Синайскую пустыню. Он заставил ребятишек собрать мешки с песком со всей деревни. Этой кампанией руководил дядя Давид. Мешки с песком для защиты секретного оружия нашей деревни! Ну, а поскольку все это было очень секретно, смотреть никому не разрешалось. Но я подсмотрела. Я знала, что он меня не накажет. Я ходила у него в любимчиках, хотя он любил всех детей.
– Конн любил детей?!
– О да. И мне кажется, он потому и пил, что у него не было своих детишек. По вечерам он рассказывал нам сказки. Мы все его любили.
– Конн и дети?
– Помолчи! Дай закончить. Я переползла через мешки с песком. Он сидел и держал чашку под этими медными трубами и трубками, выходившими из небольшого котла. Он соорудил самогонный аппарат! Не могу описать, как он ждал с чашкой в руках, а в нее из трубочки – кап, кап, кап. Представь: взрослый человек сидит согнувшись в три погибели на жаре. От нагроможденных вокруг мешков с песком там было еще жарче. И ждет. А из трубочки – кап, кап, кап.