— Плохо ты отца знаешь. Его легко вывести из себя.
— Да, но ты говоришь о… — Андрей воровато оглянулся, прикрывая телефон ладонью. — Ты говоришь о запланированном убийстве. Взял нож, поехал и зарезал. Чушь. Не может этого быть.
— Может, милый мой, может, — вздохнула мать. — Мне следователь зачитал свидетельские показания. Там прямо говорится, что на даче произошла ссора с руганью и угрозами. В ходе разборок неоднократно упоминалась эта Светка, прости господи. Наверное, они напились, и пошло-поехало. Один за бутылку схватился, второй за нож.
Теперь, прокручивая в уме тот разговор, Андрей снова и снова приходил к выводу, что отец сидит в тюрьме по ложному обвинению. Да, вспылив, он мог поднять руку на обидчика, но для этого его нужно было очень сильно разозлить. Стал бы он сводить счеты с мужем бывшей любовницы? Это просто смехотворное предположение. После пятидесяти люди не бывают одержимы сексом и ревностью настолько, чтобы убивать соперников. Даже если допустить, что отец и Светлана Никольникова продолжали встречаться тайком, в чем Андрей сильно сомневался, то все равно это была уже не страстная любовь, а привычка. И вдруг нате вам: смертоубийство. Один вызывает другого на поединок, и тот, очертя голову, мчится на место, пряча за пазухой заранее заготовленный нож… Нет, это не лезло ни в какие ворота.
Попросив у стюарда картонный стаканчик с латте, Андрей стал неспешно прихлебывать напиток, продолжая обдумывать сложившееся положение. Вспомнил все случаи, когда виделся со Светланой и Юрием Никольниковыми, постарался проанализировать поведение отца во время таких встреч. Никаких перемигиваний и прозрачных намеков, ничего похожего на флирт и тем более на серьезные отношения.
Значит, произошло что-то странное… Например, Никольников действительно вызвал отца на дачу, но не для разборок. Кто-то угрожал ему, вот он и обратился за помощью. По словам матери, это была эсэмэска, а не звонок. В таком случае Никольников позвал отца тайком от человека, которого считал опасным и который находился рядом. С этим-то человеком и происходила ссора, о которой упоминал свидетель. Отец появился слишком поздно, когда все уже закончилось.
«А нож? — ехидно поинтересовался внутренний голос. — Кухонный нож из дома откуда там взялся?»
«Во-первых, отец мог отвезти его на дачу раньше, — стал прикидывать Андрей. — Или, что тоже возможно, нож банально подбросили. Но кто? Кому мог помешать обыкновенный дантист? Не убивать же человека из-за конкуренции или профессиональных разногласий».
Да, что-то здесь не вязалось, что-то не позволяло воспринимать арест отца как недоразумение. Тут крылась какая-то тайна, причем опасная. Но в любом случае Андрей не собирался слепо верить всем тем гадостям, которые говорили об отце. Он слишком хорошо знал его. Ну, а мамой просто руководили обида, ревность, злость, уязвленное самолюбие.
Они оба были ревнивыми. В детских воспоминаниях Андрея было немало их взаимных упреков, скандалов, иногда даже настоящих допросов. Почему ты так поздно? Что это за духи? Где был? Где была? С кем? Для кого ты так наряжаешься?
Сами того не понимая, отец и мать постоянно отравляли существование сына. Хотя, быть может, они и понимали. Да, они не могли не знать, как влияют на него их шумные разборы полетов. Знали, но не могли остановиться. В молодости все очень эгоистичны. Андрей был счастлив, когда они оба остепенились. Это произошло уже после того, как он обзавелся собственной семьей. Удалось ли ему избежать их ошибок?
Выходило, что нет, раз теперь он в гордом одиночестве катил домой с чемоданом и сумкой, набитыми вещами. Его багаж яснее ясного говорил, что возвращаться он не собирается. Как простить Любе? С другой стороны, как бросить Данилку, который ни в чем не виноват?
Словно для того, чтобы усилить душевный разлад Андрея, зазвонил телефон, на котором высветился, как и следовало ожидать, Любин номер. Она не собиралась отпускать его так просто, без борьбы. За сегодняшний день это был уже шестой или даже седьмой звонок. Андрей ни разу не ответил. Сбросил вызов и теперь.
А через минуту мобильник ожил снова.
Справа от Андрея сидела довольно красивая, но какая-то засушенная женщина с неживыми волосами и фантастическими ногтями на узловатых пальцах. По правую руку от него развалился бородатый юноша, не отрывающий взгляда от айфона и механически засовывающего в рот один шарик попкорна за другим. Оба, казалось, были поглощены своими мыслями и абсолютно не интересовались соседом, но Андрей чувствовал, что они невольно прислушиваются и улавливают каждое слово. Говорить в их присутствии было совершенно невозможно.