— Когда мне было хуже всего, ты изволила купаться.
— Джордж, дорогой, по-твоему, я должна была целый день сидеть дома из-за того, что у тебя расстройство желудка? Сам всегда говорил — развлекайся всласть, ты только будешь рад.
— Ладно, не будем препираться, — примирительно сказал Джордж. — Ты здесь, это самое главное.
— А в конце концов ты приказал явиться, будто я какая-нибудь шлюха по вызову.
— Что за чушь ты несешь.
— Это не чушь, ты ко мне переменился. Ты меня больше не любишь.
— Что? — переспросил Джордж. Сердце у него скакнуло.
— Ты меня больше не любишь, вот я и сделала то, что сделала.
— Что же? — спросил Джордж, и не поддающийся описанию ужас сковал его.
— Сначала попроси прощения, только как следует, тогда, может, я этого и не сделаю.
— Ты только что сказала, что уже сделала.
— Ну, не совсем. Если ты по-настоящему попросишь у меня прощения и пообещаешь быть хорошим мальчиком…
Джордж обнял ее.
— …тогда я, может, и передумаю. Только, наверное, не стоит — я же знаю, что ты меня не любишь!
— Люблю! Люблю!
— Нет, ты бы не стал играть мной, как игрушкой. Вот я и решила…
— Что решила?
— Лучше не буду говорить, тут замешано третье лицо.
— Какое третье лицо?
— Не настаивай.
Из кухни раздались какие-то звуки — это миссис Басвелл, его союзница, пришла готовить ужин.
Джордж неожиданно ожесточился.
— Что значит «не настаивай»? И прошу тебя, не разговаривай со мной как с ребенком.
— Просто я не хочу тебя огорчать.
— Валяй огорчай, — разрешил Джордж. — Ты за последние дни меня так огорчила, что мне уже ничего не страшно.
— Может, все-таки не стоит?
— Давай, не стесняйся.
— Что ж, дорогой, раз ты настаиваешь — только не говори, что я тебя не предупреждала, — это Руперт.
— Тот тип с вечеринки?
— Не называй его «тем типом», дорогой, он очень состоятельный человек и прекрасно ко мне относится. Он сказал, что хотел бы…
— Что же?
— Видеть меня чаще. Пойми меня правильно, мы с ним просто большие друзья, и только.
Миссис Басвелл устроила на кухне настоящую канонаду. Джордж отпустил Дейдри и поднялся на трясущиеся ноги.
— Тогда иди к нему, — сказал он.
Дейдри взглянула на Джорджа своими большущими глазами — воздух вокруг залился синевой, и вдруг где-то в глубине этих глаз он увидел страх.
— Ты ведь пошутил, сокровище мое? Ты ведь не хочешь, чтобы я ушла к Руперту?
— Можешь идти хоть к черту, хоть к дьяволу — мне все равно.
— Но, сладенький мой, тебе это не понравится, правда? Не понравится, если при тебе меня будет кружить в вальсе другой? А ты, между прочим, меня соблазнил — какой противный! Каждый знает, что все эти годы мы были вместе. И если ты пошлешь меня к Руперту…
— Я тебя не посылаю.
— Если ты позволишь Руперту…
— Это твоя идея, я тут ни при чем.
— Ты без меня совсем зачахнешь. Где ты найдешь девушку, с которой тебе будет так легко, как со мной? Ты с девушками робкий, тебе нужно тонкое обхождение, а то вообще ничего не выйдет, сам знаешь.
Джордж промолчал.
— А что ты сделал со мной? Я загубила на тебя лучшие годы. Ты меня обесчестил, на мне теперь пятно позора — Руперту это не понравится.
— А я понял, он хочет, чтобы ты ушла к нему.
— Да, дорогой, хочет, но я не хочу… то есть хочу, но не очень. Он, конечно, любит меня, и я могла бы полюбить его…
— Так в чем же дело?
— В том, что тебя я люблю сильнее, много сильнее.
На кухне у миссис Басвелл все загремело и загрохотало.
— Ты меня не любишь, — возразил Джордж. — Сама сказала.
— Я тебе это сказала? Да никогда в жизни! Тебе, наверное, это приснилось.
— Если и приснилось, все равно это правда, и тебе лучше уйти.
— Уйти? Куда?
— Из этой квартиры.
И, взяв ее под руку, Джордж начал подталкивать Дейдри к выходу.
— Как ты можешь быть таким жестоким? Мне и идти-то некуда — только в мои комнаты, за которые ты платишь. Господи, как же мне быть? Про Руперта я соврала, мы с ним друг другу совсем не нужны. Ты меня огорчил, вот я и выдумала!
— Уходи отсюда, уходи!
— Ты меня прогоняешь? Ведь ты меня обожал, столько для меня всего делал. Всегда был таким добрым и щедрым…
— Уходи… уходи!
Дверь захлопнулась, приглушив звук рыданий Дейдри. Джордж долго сидел, глядя себе в колени, потом обвел глазами комнату, снова уставился в колени. Как любой человек, совершивший некоего рода буйство, он был не способен как-то истолковать его.
В дверь постучали.
— Войдите, — сказал он, плохо представляя, кого сейчас увидит.
— Она ушла, — сказала миссис Басвелл.
— Я думал, она ушла полчаса назад.
— Нет, она еще стояла на лестничной клетке, за дверью. Позвонила раз или два, но вы не слышали, а я не стала ее впускать — сказала, вы отдыхаете. А открывать дверь своим ключом она не осмелилась. Вам бы лучше его у нее забрать. Мало ли что. А сейчас она ушла.
— Пресвятая богоматерь, миссис Басвелл. — Непонятно, то ли «пресвятая богоматерь» относилась к ней, то ли была частью восклицания. — Что вы об этом думаете? — Он почему-то не сомневался, что все происшедшее было ей совершенно ясно и понятно.
— Я скажу — скатертью дорога! — она с сочувствием взглянула на его осунувшееся лицо. — Не убивайтесь вы так, сэр, не стоит она того.
Но Джордж вовсе не был в этом уверен, он плохо понимал, что с ним происходит, и казалось несуразным, немыслимым, просто невероятным, что отношения, составлявшие смысл его жизни в последние три года, могли закончиться одной яростной вспышкой, длившейся не более минуты.
Вечером, гораздо позже, когда миссис Басвелл ушла домой, Джордж подошел к телефону и набрал номер.
— Можно миссис де Соль?
— Слушаю. Кто говорит?
— Делис, это Джордж Ламберт.
— Джордж? Я тебя не узнала. — Неужели у него теперь и голос будет другим? — Будто это совсем не ты. Ну, когда мы встретимся?
— Если тебе не поздно, могу приехать прямо сейчас.
— Исправить старые ошибки никогда не поздно. Я не ясновидящая, но ты явно хочешь чем-то со мной поделиться.
— Ты не будешь со мной слишком сурова? А то я сам сейчас такую суровость проявил — дальше некуда.
— По отношению к себе, разумеется?
— Как раз нет.
— Тогда я тебя поздравляю. Не бойся, я не буду с тобой сурова — я буду мягче шелка, снега, лебяжьего пуха, мягче всего на свете.
ПОБЕДНОЕ ПАДЕНИЕ
перевод М. Загота
— Ты никогда не пытался прожить свой рассказ? — спросил я однажды моего приятеля. Судьба развела нас на долгие годы, теперь он был известным писателем.
— Видишь ли, — ответил он, — я пытаюсь жить моими рассказами, когда их пишу.
— Это не совсем то. Я вот что имею в виду: ты прочитал рассказ или от кого-то его услышал, и он настолько захватил твое воображение, что ты пытаешься перенести его в реальную жизнь, в свою собственную жизнь. Случалось такое?
— То есть как следует пофантазировать?
— Нет, нечто более определенное. Ты намеренно пытаешься воссоздать некие события, о которых слышал, хочешь, чтобы они произошли с тобой.
Он задумался.
— Пожалуй, такого не было, — твердо сказал он. — Если нечто подобное случалось с тобой, расскажи. Может, пригодится для моих писаний.
Этого ненавязчивого приглашения мне было достаточно.
— Ну, вот тебе рассказ. Я услышал его от знакомого, сам я его не читал. Итак, был некий мужчина, здоровый, крепкий…
— Как ты, — подсказал мой приятель.
— До некоторой степени. Иначе как бы я поставил себя на его место, как говорится, отождествил себя с ним? Он был моих лет, мне тогда исполнилось двадцать восемь…
— Давно дело было?
— Лет шесть назад. Как и я, он занимался спортом, играл в футбол, у нас было много общего. Я работал на фирме в Сити, если помнишь…
— Да, припоминаю.
— Хозяева меня отпускали на игры, даже в середине недели. Наверное, считали, что это повышает престиж фирмы, бог их знает почему. Так вот, герой рассказа был полицейским…