В ушах Гриценко победно зазвучал свадебный марш Мендельсона. Она представила себя законной испанской гражданкой, живущей в большой белой вилле на берегу моря. Никаких больше переодеваний в цыганку, никакого нищенства в поездах, никакого танца живота на Рамбле. Ее ждет восхитительно-сладкая заграничная жизнь. Вот обзавидуются подружки, оставшиеся на Украине!
С другой стороны, чтобы подружки обзавидовались, потенциальный жених для начала должен как минимум остаться в живых.
Немного подумав, Крусиграма расшнуровала и сняла супермодерновые туфли от Нормы Нуньес. На этот шедевр обувного искусства она копила деньги целых полгода. Еще два месяца она потратила, чтобы научиться, не шатаясь и не спотыкаясь, с непринужденной легкостью вышагивать на десятисантиметровой платформе и двадцатисантиметровом каблуке. Отделанные серебристой кожей туфли весили около килограмма каждый и были тверды, как оружейная сталь.
Взяв одну из туфель за каблук, Мария приблизилась к Совку, увлеченно тычущему своего противника носом в расплывшееся на стене пятно мочи, и, размахнувшись, со всей дури вмазала ему платформой в висок. Бандит покачнулся, отпустив свою жертву, и тут же на него обрушился новый удар. Мысль об испанском гражданстве придала хохлушке силы, и она вложила в удар мощь молотобойца.
Изумленно хрюкнув, Совок зашатался, обмяк и шмякнулся на асфальт.
— Ты как, в порядке? — участливо спросила Крусиграма, помогая Пабло встать.
На агента было жалко смотреть. Его куртка была порвана, из многочисленных ссадин сочилась кровь.
— Это ты его вырубила? — недоверчиво глядя на поверженную тушу бандита, осведомился Монтолио.
— А ты видишь здесь еще кого-нибудь? — Мария с гордостью продемонстрировала смертоносную туфлю. — Платформа — оружие пролетариата. Ладно, герой, пойдем. Окажу тебе первую помощь.
Руслан Свидерский имел обыкновение, возвращаясь к машине, каждый раз проверять ее на наличие "жучков" и взрывных устройств. Вот и в этот раз, достав из сумки прибор для обнаружения подслушивающей аппаратуры, он приступил к выполнению привычной процедуры.
Прибор почти сразу же издал характерный писк, предупреждая о наличии передатчика сигнала. Это был спутниковый радиомаяк. К удивлению Руслана, передатчик находился не в машине, а в его собственном кармане, точнее, в лежащей в этом самом кармане шахматной фигурке.
Спина Свидерского покрылась холодным потом. Его трудно было чем-либо испугать, но на какое-то мгновение Руслана охватило чувство, близкое к панике. Если радиомаяк был установлен сотрудниками DGSE, ему конец. В этом случае спецслужбы уже установили наблюдение за Совком и за ним самим. Убийство агента и террористический акт в выставочном комплексе — от такого все секретные службы на уши встанут.
Свидерский глубоко вздохнул, усилием воли успокаивая стремительно бьющееся сердце.
Совок дал понять, что "хвоста" за ним не было. Руслан тоже никого не заметил, но профессионально организованную слежку на нескольких машинах обнаружить практически невозможно, тем более, если объект отслеживают по радиомаяку. Тут может помочь лишь шестое чувство.
Свидерский шестым чувством обладал, точнее, был уверен, что обладает. Раз он ничего не почувствовал, значит, его не "вели". Из этого следует, что радиомаяк в фигурку вмонтировало не DGSE, а заказчик, пославший в Каталонию погибшего в брюхе акулы киллера.
Неужели испанские "чекисты" даже не удосужились поверить пешку на наличие радиомаяка? Это вполне вероятно. Спецслужбы допускают и не такие проколы. В любом случае, кто бы ни поставил радиомаяк, от него надо как можно быстрее избавиться.
Достав перочинный нож, Руслан внимательно осмотрел основание пешки. У самого низа под слоем лака он обнаружил практически незаметный для глаза шов. Осторожно орудуя лезвием, он отделил пластину, под которой обнаружилось крошечное, как зернышко чечевицы, устройство.
— Made in Израиль, — удовлетворенно пробормотал Свидерский, профессионально определив национальную принадлежность "жучка".
Он знал, что испанцы закупают шпионскую технику в Германии и Штатах. Израиль в числе их поставщиков не значится. Значит, радиомаяк установили все-таки русские.
Прихватив из "бардачка" кусочек клейкой ленты, Руслан вышел из автомобиля и огляделся. Поблизости никого не было. Чуть наклонившись, он приклеил лейкопластырем радиомаяк под днище соседнего автомобиля. Проведя по лейкопластырю тыльной стороной ладони, чтобы стереть отпечатки, Свидерский сел в свою машину и включил зажигание.
В Канельес он добирался кружным путем, окончательно убедившись, что никто за ним не следит.
Василий Стародыбов задумчиво повертел в руках деревянные кастаньеты с изображением тореро, вонзающего шпагу под лопатку быка, и вздохнул.
Стоящий за прилавком сувенирной лавки индус тоже вздохнул. Странный покупатель перебирал кастаньеты уже минут сорок, придирчиво разглядывая рисунки и в каждом находя какой-нибудь изъян. Индус уже понял по акценту, что покупатель русский, и сделал вывод, что не устраивает его скорее цена, чем качество изделия.
— Можете взять эти кастаньеты за полцены, — сказал продавец.
— Именно эти? — уточнил Василий.
— Именно эти.
— Почему именно эти? — насторожился Тамбовский Красавчик.
— Потому что мне так захотелось. Я уступаю в цене. Берете или нет?
— У них тут царапинка, — сообщил Стародыбов. — И рисунок чуть блеклый.
— В таком случае предложение снято. Скидки не будет.
— Как это? Почему не будет? — заволновался Василий.
— Не люблю капризных клиентов.
— Нет-нет, я согласен. Я беру — за полцены, разумеется.
— Хорошо. Давайте деньги.
— А вы можете упаковать их как подарок?
Индус молча кивнул головой и, отсчитав сдачу, завернул кастаньеты в яркую оберточную бумагу.
Засунув сверток в карман, Стародыбов с гордо поднятой головой вышел из лавки на Рамблу, как всегда, заполненную полчищами туристов.
Кастаньеты он собирался подарить Марии Гриценко, украинке с совершенно сногсшибательными сиськами, которую он встретил однажды на дискотеке и которую с тех пор никак не мог позабыть.
Крусиграма воспринимала ухаживания Стародыбова без малейшего энтузиазма. Она принципиально не хотела иметь никаких дел с русскими эмигрантами. Гонора и планов у них хватало на десятерых, только толку от этого никакого.
Время от времени хохлушка снисходила до встречи с Васей, но дело заканчивалось тем, что, отужинав в ресторане за счет Стародыбова, она гордо удалялась, оставляя первого русского тореро несчастным и разочарованным.
Деньги на ресторан у Василия водились редко, а без них на общество соблазнительной, но корыстной Марии рассчитывать не приходилось. В данный момент у него в кармане лежало около семидесяти евро, заработанных не самым лестным для бравого тореадора способом — кастрацией молодых бычков, и Стародыбов чувствовал себя настоящим богачом.
— Надо же, какие люди! — донеслось Васиных до ушей восклицание, произнесенное родным русским языком. — Да это же Тамбовский Красавчик, первый русский тореро, мировая знаменитость!
Щеки Стародыбова порозовели от удовольствия.
"Может, еще и автограф попросят, " — подумал он, поворачиваясь лицом к источнику звука.
Одного взгляда на глумливые физиономии двух крепких парней в кожаных куртках оказалось достаточно, чтобы понять — автографами такие не интересуются. Типичные бандиты.
— Эй, куда же ты!
Подскочив к Василию, Штырь крепко ухватил его за рукав.
— Разговор есть.
— Какой еще разговор? — опасливо осведомился Стародыбов.
— Что ж ты, падла, родину позоришь? — с истерическим надрывом в голосе осведомился Волкодав.
— Р-родину? — от волнения Василий начал слегка заикаться. — К-какую родину?
— Во дает, козел! — укоризненно покачал головой Волкодав. — Не понимаешь, значит, какую родину? Родина, фраер, у нас одна, Россией называется. Вот я и спрашиваю: что же ты, гад, родину позоришь в глазах иностранных граждан? Или ты не читал, что про тебя в газетах написали? Хер ли ты на арену суешься, если только плясать и умеешь? Или решил с бычком на пару танец маленьких лебедей изобразить?