— Хотят пошлостей? — наседал Макс.
— Представь себе.
— Избитых шуточек?
— Ты, как всегда, прав.
— Слащавых припевов?
— Ты, оказывается, соображаешь. — Гарри насмехался в открытую.
— Тогда, может, и подходящее название подберем для моих выступлений? Например, «Некроман-зазывала»? А чем плохо «Колдун без штанов»? Или «Волшебные ножки»?
— Правильно! — выкрикнул Гарри.
— Нет, неправильно! — выкрикнул в ответ мой сын.
— Ох, ты наставил меня на путь истинный, о Великий и Славный Делакорте! — паясничая, объявил Гарри.
Макс усмехнулся.
— Боюсь, что это под силу только Господу Богу.
Гарри презрительно фыркнул и двинулся к столу. Макс преградил ему путь с энергией, неожиданной не только для меня, но и для Гарри.
— Тебе придется меня выслушать, — сказал он.
Гарри бросил на него подозрительный взгляд, но не остановился. Тогда Макс опустил руку ему на плечо с такой силой, что тот не только застыл на месте, но и сморщился от боли.
— Я же сказал, что тебе придется меня выслушать, — повторил Макс.
— Слушай, ты, по-моему, заболел, — огрызнулся Гарри.
— Именно на такой эффект я и рассчитывал, — последовал ответ.
Мое внимание было приковано к происходящему.
Глаза Гарри сузились.
— Что? — переспросил он.
— Реальность такова, — начал свои объяснения Макс, в упор глядя на Гарри. — Я не имею ни малейшего намерения унижать свое искусство, выступая на ярмарках. Я не имею намерения «работать» в Лас-Вегасе, разыгрывая из себя жалкого клоуна во взятом напрокат фраке, пока девицы на заднем плане демонстрируют свои силиконовые прелести.
Точно так же я не намерен «работать» шоу для полудурков-детишек по телевидению. Не стану хлопотать и над «волшебным мешочком» для сопливых недоростков. Я наотрез отказываюсь выступать на ярмарках, партийных съездах или презентациях супермаркетов. Я не буду «работать» для безмозглых баранов.
Короче говоря, я не стану дискредитировать то искусство, которым я занимался четырнадцать лет и которому мой отец посвятил целых полвека. С прогрессирующей близорукостью, пониженным слухом и теряющими гибкость конечностями я тем не менее все еще Великий Делакорте. И не стану порочить почетнейшее из имен!
Я испытывал смешанные чувства. С одной стороны, меня слепил гнев, что мой сын получал такие унизительные предложения. С другой стороны, я ощущал нешуточную гордость за его ответ на эти предложения. Никогда прежде мне не доводилось так гордиться сыном.
Гарри, едва ли нужно об этом говорить, не испытывал ровным счетом никаких сходных эмоций. Лишь со злым лицом смотрел на Макса.
— В таком случае, извини, — нагло сказал он. — Я-то думал, что тебе нужны деньги. Ошибочка.
Но в ту же минуту он испуганно отпрянул от Макса, опять схватившего его руку.
— Если бы мне нужны были деньги, я бы, возможно, продал свою кровь. Но душу продавать я не стану.
«Браво, сынок! Если бы только я мог крикнуть эти слова во весь голос».
Гарри оглядел Макса с холодным удивлением и проговорил:
— Это всего лишь красивые слова, дружище.
Высвободив руку, он обошел Макса и снова направился к столу.
— Эти слова искренни, — сказал Макс. — И прошу не называть меня «дружище». Я более не считаю тебя другом.
— Ах, ты разбиваешь мое сердце!
Подойдя к столу, Гарри быстро снял телефонную трубку и, набрав номер, поднес ее к уху.
Макс последовал за ним. Среди элегантных безделушек, лежавших на его письменном столе, был длинный арабский кинжал в ножнах слоновой кости. И сейчас Макс взял его в руки.
— Ты хоть имеешь понятие о том, что требуется, чтобы стать иллюзионистом? — обратился он к Гарри.
Тот даже не сделал вид, что слушает его. Но тем внимательнее прислушивался к его словам я, ибо это были те самые слова, с которыми я так часто обращался к Максу в прошлом.
Гарри уже говорил по телефону.
— Кендал у телефона. Пожалуйста, Линду.
— Опытный иллюзионист прежде всего должен быть опытным актером, — продолжал Макс.
— Линда? Говорит Гарри. (Он обращался к своей секретарше.) Позвони Резнику и передай, что я уже возвращаюсь в Бостон. Хотя, возможно, и задержусь.
— С той разницей, что актер заставляет зрителя смотреть на что-то, а иллюзионист, напротив, заставляет не замечать чего-то.
— Да, ладно, отлично. Позвони ему прямо сейчас.
Гарри закончил разговор, положил телефонную трубку и бесстрастно уставился на Макса, который продолжал:
— Две стороны одной медали. Иллюзия реальности versus[7] реальности иллюзии. Магия драмы versus драмы магии.
Он помнил каждое мое слово, да благословит его Господь.
Гарри надул щеки, вдохнув поглубже. Выражение непроглядной скуки царило на его лице. Он вразвалку направился к стулу, на котором лежал его портфель.
— Тебе известно, как я стал Великим Делакорте? — Макс снова настиг его. — Я ведь не родился им, как ты знаешь. Только потому, что мой отец…
— Пример неудачный, старина. — Гарри оборвал Макса и наставил обвиняющим жестом палец ему прямо в лицо. — Эта напыщенная галиматья могла показаться горяченькой в те времена, когда в Белом доме сидел Рузвельт. Но сегодня тебе ее не продать и за цент. Теперь требуется совершенно иной подход! Что-то…
Он с отвращением умолк и направился к стулу.
— Но ты же не нуждаешься ни в чьих советах! Ничего не хочешь слушать. Всегда все знаешь сам.
Взяв в руки портфель, он открыл его и принялся искать что-то внутри.
— Присядь, Гарри. — В голосе Макса звучали повелительные нотки.
— У меня нет времени выслушивать твои нравоучения, приятель. — Лицо Гарри искажала неприкрытая злоба, которая вскоре превратилась в настоящее бешенство. — Где этот чертов номер этой чертовой службы такси?
— Нет, Гарри, ты присядешь, — повторил Макс.
— А я тебе сказал, что у меня нет времени…
Он осекся, едва услышал звон, с которым лезвие кинжала вылетело из ножен.
Повисло тяжелое молчание. Гарри недоверчиво смотрел на Макса. (Признаться, я тоже.)
— Ты мне угрожаешь? — наконец выдавил он из себя. Макс не отвечал. Кинжал, зажатый вверх клинком в его правой руке, медленно опустился.
Думая, что он выиграл очко, Гарри небрежно глянул на свой позолоченный «ролекс».
— Ладно, — бросил он. — Даю тебе пять минут. И избавься, будь добр, от своего идиотского ножика.
— Это кинжал, между прочим, — поправил его Макс и сделал быстрое движение, словно направлял клинок прямо в сердце Гарри.
ГЛАВА 8
— Эй! Поосторожней! — воскликнул Гарри, встревоженный и рассерженный одновременно.
Но Макс не изменил положения, продляя угрожающее мгновение: его серо-голубые глаза не мигая смотрели в упор на Гарри.
— Эй! — воскликнул тот еще раз, изрядно напуганный.
Макс продолжал смотреть на него. Затем отвернулся и метнул кинжал в рекламный щит со своим изображением. Гарри (я тоже, разумеется) вздрогнул, когда острие вонзилось в сердце Великого Делакорте.
— Как удачно, — отметил Макс. — Отличный бросок.
Раскат отдаленного грома заставил Гарри еще раз вздрогнуть — боги словно выражали свое негодование. Макс и Гарри продолжали смотреть друг на друга. Когда наконец Гарри заговорил, голос его звучал натужно:
— Ты, Макс, сумасшедший. Полагаю, тебе это известно?
— Как одна из возможностей, — спокойно отвечал мой сын. — Безумство на короткой ноге с этим домом. Разве ты не чувствуешь? — (Я видел, как сильно его улыбка выводит Гарри из терпения.) — Здесь сам воздух искрится безумием.
Он был совершенно прав. Так оно и было.
Макс резко обернулся к камину.
— А теперь, — продолжил он, — садись.
— Макс, говорю тебе, мне необходимо идти. — Голос Гарри звучал уже не агрессивно, а мягко.