Выбрать главу

Но воля преодолеет все. Так учил Вулкан.

«Воля и упорство позволяют нам сражаться, когда другие уже не могут. Воля дает нам силу жертвовать собой и превозмогать, когда уже нет надежды».

Как же Нумеон хотел, чтобы примарх оказался здесь и сам сказал ему эти слова. Он вдруг осознал, что забыл голос Вулкана. Некоторые считали, что голос — это первое, что забывается после смерти человека, и Нумеон сильно встревожился, поскольку даже с его трансчеловеческими способностями не получалось вспомнить ни тембр, ни манеру речи.

Нумеон не хотел умирать, задешево продав жизнь в каком-нибудь тщеславном бою. Но колебался он не от страха, а из-за нежелания жертвовать собой напрасно, не имея высшей цели.

Жажда мести была жалким мотивом, простительным лишь слабым смертным. Нумеон говорил себе, что она им не движет, и у него получалось обмануть разум, но не сердце.

Чтобы убить из болт-пистолета легионера в доспехах, следовало стрелять примерно с середины коридора, а с учетом его изнуренного состояния и ограниченного боеприпаса — еще ближе. Боевой нож он перехватил клинком вниз, чтобы быстрее атаковать или метать его.

Возможно, его надежды всегда были напрасны.

— Вулкан жив, — прошептал он, беря жертву в прицел…

…И тут визор Несущего Слово взорвался фонтаном крови и черепных осколков. Предатель забулькал кровью, схватил место, где раньше было его лицо, и упал вперед.

Союзник? Мятеж? У Нумеона не было времени выяснять, откуда пришла удача. Еще не утих лязг, с которым доспехи Несущего Слово рухнули на пол, а Саламандра уже бежал к мостику.

— Ты видел? — спросил Венатор, опуская снайперскую винтовку.

— Полуголый легионер, — подтвердил Финий.

— Выживший, о котором говорил Инвиглио? — предположил Корвун.

— Бежит к мостику, — добавил Лаэрт.

Ультрамарины со своим сержантом наблюдали из теней длинного коридора, как чернокожий ноктюрнец выбежал с перекрестка, перепрыгнул через предателя, которого только что застрелил Венатор, и помчался к мостику.

— Его убьют, — мрачно сказал сержант.

Дверь мостика оказалась не заперта и ничем не загорожена. Она открылась с тихим шипением выпущенного воздуха, и перед Нумеоном предстал его враг.

Ксенут Сул в одиночестве стоял на командной платформе спиной к нему.

Нумеон осторожно переступил порог. Он уже преодолел половину ступеней платформы, когда Несущий Слово заговорил.

— Корабль захвачен, — сказал он, указав рукой на кровавые сцены, разыгрывавшиеся на зернистых гололитах, которые висели вокруг него.

В коридорах и на палубах сражались легионеры, отмеченные благородным гербом ультимы — сыны Жиллимана выполняли спасательную операцию.

Ксенут Сул отключил гололиты кулаком, и кольцо зеленого света вокруг предателя исчезло. Теперь стало видно, что у его ног лежали трупы в форме Семнадцатого легиона.

— А я убил экипаж.

— Где печать? — резко спросил Нумеон, поднимаясь на платформу к безоружному Ксенуту Сулу, опустившего руки по бокам. В левой он сжимал раскатку.

— Честь не позволяет мне убить себя, — ответил Ксенут Сул, не поворачиваясь, — но ваши допросчики не вынудят меня предать свой легион.

— Что? — нахмурился Нумеон.

И, только услышав передергивание затворов и грохот ботинок по палубе, он понял, что Ксенут Сул обращался не к нему.

— Отойди, Саламандра! — раздался твердый, повелительный голос.

Повернувшись, Нумеон увидел отряд Ультрамаринов, направивших оружие на него и Ксенута Сула.

Их сержант снял украшенный гребнем шлем.

На спине у него висело два меча в ножнах, а к бедру крепился болт-пистолет. Короткие светлые волосы обрамляли молодое, но ожесточенное войной лицо солдата, а глаза, пронзительные и внимательные, светились лазурью. Он дышал жизнью, силой и любовью к своему делу.

— Я погребальный капитан Артелл Нумеон, — сказал Саламандра, — и я заявляю, что этот пленник принадлежит Вулкану. Как и все, что он имеет при себе.

— Вулкану? Давно я не слышал это имя. — Сержант помрачнел. — Во всяком случае, в приятном контексте.

По его беззвучному сигналу четверо Ультрамаринов встали по двое с каждой стороны от командной платформы, взяв Ксенута Сула в тиски.