В связи с собственным признанием мистера Карраскуилльо и занесением этого признания в протокол он был выпущен до слушания дела в суде. Представитель прокуратуры округа Кук сообщил, что, судя по всему, мистеру Карраскуилльо предъявят обвинение в убийстве со смягчающими вину обстоятельствами.
По словам капитана Марлоу, мистер Карраскуилльо начал носить с собой кухонный нож всего три дня назад.
– Он сказал, что начал это делать после того, как прочел о линчевателе, – сказал капитан.
Глава 18
Спиралька картофельной кожуры свисала с кухонного ножа. Она сидела на стуле, и ноги ее едва доходили до пола.
– Должна тебя сразу предупредить: я всегда была, есть и, наверное, буду отвратительной кухаркой.
Пол отвинтил крышечку с бутылки.
– Стаканы?
– Вон там. – Кончиком ножа она ткнула в шкаф. – Нет, в следующем. Мне кажется, он поэтому со мной и развелся; он съел слишком много подгоревших гамбургеров во время моей работы над резюме по многочисленным делам, вместо пышных пятиблюдных обедов. Но я ему тоже отомстила. Ко времени нашего развода он уже набрал лишних двадцать фунтов веса. Я же, как ты видишь, осталась такой же – худенькая и стройная, или худосочная и сухопарая – это смотря, с какой точки зрения разглядывать.
– Для меня ты классно выглядишь.
– Благодарю вас, учтивый сэр. О боже, какое отличное вино. Доллара два за бутылку?
– Да уж, – сказал Пол мрачно и поднял стакан к свету. – Мой приятель Сэм Крейцер мог часами разглагольствовать о запахе, цвете, языке и небе. До сих пор не имею понятия, о чем он говорил.
– Видимо, он сам ничего не понимал. У таких ребят на глазах шоры, и они не способны отличить красное вино от кетчупа. – Ирен закинула картошку в миниатюрный котелок. – Пол, у тебя практически отсутствует чувство юмора.
– Стандартный спасательный набор бухгалтеров. Она открыла духовку, взглянула на мясной термометр и взяла стакан.
– Давайте-ка, сэр, вернемся в зал.
Квартирка была крохотной и опрятной: от кухоньки до кушетки было всего три шага. Книжные полки на кронштейнах свисали со стен: судя по всему, Ирен была жадным и настроенным на католичество читателем, лишь одна полка занимала книги, имеющие непосредственное касательство в ее профессии.
Когда Пол принялся шарить по карманам в поисках спичек, она прикурила от настольной зажигалки и откинулась на подушках, внимательно рассматривая Пола прищуренными, чтобы не попадал дым, глазами.
Он спросил:
– Ты когда-нибудь играла в покер?
– Нет. А в чем дело?
– Разила бы всех наповал.
– Неужто я так загадочна и непостижима? На самом деле во мне ничего такого и в помине нет.
– Просто я думаю: какие мысли бродят в твоей голове, когда ты вот так на меня глядишь?
– О том, что передо мной очень хороший парень, пытающийся выкарабкаться из-под обломков его собственного, обрушившегося на голову мира. И должна Добавить, видимо, он очень недурной игрок в покер. Не правда ли?
– Уже несколько месяцев не брал карт в руки.
– Но ведь раньше играл частенько?
– По четвергам регулярно. Часто выигрывал. Он помолчал, потом добавил:
– Просто для компании, таким образом общаемся каждую неделю с друзьями.
– Скучаешь? По Нью-йоркским друзьям?
– По некоторым. По Сэму Крейцеру, например. Был такой тип, свой хохмач в конторе, типа Чилдресса. Но, боюсь, я не слишком-то общителен.
На книжную полку вскочила кошка и принялась вылизывать лапку. Эта серо-белая тигрица ходила, где ей вздумается и нападала, на кого хотела. Пол сказал:
– Мне нравятся люди, только в небольших дозах: не люблю, когда они крутятся рядом денно и нощно. Когда говорят о какой-то очень близкой дружбе, я теряюсь и не понимаю, о чем идет речь. Вот, например, Сэм, когда умерла моя жена, мне очень сочувствовал: старался быть поближе, чтобы в случае чего сразу же помочь и всякое такое, но ведь это обычная обходительность, правда? То есть я хочу сказать, что, переехав в Чикаго, я забыл обо всех, с кем был связан.
– А дочь?
– Мы были довольно близки. По крайней мере, мне так казалось. Но на самом деле друзьями не были. Отец и дочь… Я старался ее тот всего оберегать, – может быть, даже слишком назойливо. Чересчур опекал. Это трудно объяснить.
– И у меня то же самое, – сказала Ирен. – Я была единственным ребенком в семье. Чувствовала себя привилегированной. Мне нравились люди, но компания была не так уж мне и необходима, потому что таким образом чувствуешь себя очень свободным, правда? – Горящую сигаретку она положила в углубление в пепельнице и поднесла стакан. Потом изменившимся голосом добавила: – Но все-таки, когда тебя любят, чувствуешь себя несколько лучше…