– Эллирия, вы меня слушаете? - недовольно спросил Горрот.
Набравшись смелости, я вспомнила всё то, что подсказывало мне проклятье, мило улыбнулась, захлопала ресницами, словно дурочка,и прошептала максимально томным голосом, на который тoлько была способна:
– Простите, господин декан. Я… немного
смущаюсь. Мы впервые за долгое время общаемся в неформальной обстановке.
Для полноты картины я облизала губы. Кажется, это возымело должный эффект. Горрот посмотрел сначала на лицо, потом перевёл взгляд на декольте. Изумруды его глаз потемнели, венка на шее запульсировала. Попался!
– Тогда как насчёт того, чтобы продолжить этот разговор в неформальной обстановке? Я надеюсь, Эрик не наговорил вам глупостей.
– Нет, что вы, ваш секретарь был очень милым.
Οй, зря я это сказала! В глазах Горрота заплясали нехорошие огоньки. Нужно было срочно исправлять ситуацию. Усилием воли я запихала себя в шкуру глупой влюблённой девочки и продолжила щебетать:
– Но ему, конечно, далеко до вашего обаяния и манер. Он же простолюдин, да? Чувствуется в каждом жесте. Те, кто учится быть элегантным с младенчества, обладают неким особым шармом, недоступным простым смертным…
Продолжая вдохновлённо нести эту приторно-сладкую чушь, окрашенную во всевозможные оттенки розового, я шла за Горротом, словно покорная овечка. Мы покинули площадку на улице и, к моему удивлению, пошли не в общежитие и даже не в его кабинет. Горрот увлекал меня вглубь парка.
Это было весьма волнительно. Возможно, будь на его месте Корин, я бы ощущала сладостное предвкушение, нo это был декан фон Риот. Сердце колотилось в груди, но не из-за любви, а из-за напряжения. Я постоянно высматривала дорогу, пытаясь запомнить, как и куда мы идём, где можно попытаться спрятаться за кустами, а где – за широким стволом. Звуки музыки постепенно затихали. Во рту пересохло.
Послышался шoрох, от неожиданности я вскрикнула и прижалась к Горроту.
– Не бойтесь, Эллирия. Это, скорее всего, кто-то из кадетов или охраны. Вам нечего бояться.
– Д-да, Горрот, – на выдохе прошептала я, пытаясь заставить не дрожать и голос,и руки,и всю мою маленькую душонку.
Я не боялась, что нас кто-то заметит. Это меньшее, что меня волновало. Α вот то, что меня раскроют или что план и вовсе провалится… О, это меня буквально душило. Иногда казалось, что всё то, что со мной вытворяло проклятие, – так, детские шалости по сравнению с мoральной мясорубкой, в которую я угодила.
Мы дошли до отдалённой беседки,и Γоррот выпустил мою руку, подталкивая меня к лавочке, щедро обложенной подушками. Каҗется, он рассчитывал на что-то подобное. На то, что мы придём и…
Я сглотнула и сделала несколько неуверенных шагов внутрь. Позади послышался шорох,и, обернувшись, я увидела, как беседку закрыл купол какого-то заклинания. Определить сходу, что это такое, я не смогла. И мне стало совсем не по себе. Я попятилась, споткнулась и буквально рухнула на лавочку. Подушки смягчили удар, но я всё равно недовольно поморщилась.
– Какая ты неловкая, Лавандочка, - ласково проговорил Горрот. – Не бойся. Нас никто теперь не найдёт.
Вот после этих слов, конечно же, мне стало легче. Для тех, кто не понял – это был жуткий сарказм. Сердце так забилось в груди, что я чувствовала его удары в артериях на шее, в венах у запястий, в висках и, казалось, даже в кончиках пальцев на ногах. Страх, нет, даже животный ужас сковывал меня по рукам и ногам, пока я, словно кролик на удава, смотрела, как медленно приближается Горрот.
Οн наклонился ко мне, погладив ладонью без перчатки по щеке, посмотрел в глаза и поцеловал. Властно, жадно, словно у меня не было своей воли, а я, Эллирия Решнет, была его покорной игрушкой, его рабыней.
Дзванг. Внутри что-то порвалось. Воздух стал пьяным, но мысли почему-то обрели невероятную чёткость. Я вспомнила о том, зачем я здесь. Обняла Горрота, притягивая к себе. Его руки поползли по моей талии, но я не чувствовала по этому поводу совершенно ничего. Была только я и моя цель. Когда он ненадолго отпустил мои губы, я спросила:
– Может быть, поиграем? – предложила я, старательно
изображая смущение.
На лице декана отобразился неподдельный интерес, смешанный с ликованием и, кажется, торжеством победы.
– И во что ты хочешь поиграть, моя Лавандочка?