— Главным образом об Элвине. И о Роналде Пейстоне. Дженни, любимая, как ты думаешь, Берти — отъявленный лгун?
Дженни принялась накрывать стол. Ответила она не сразу:
— Он не побрезгует никакой ложью, чтобы затащить женщину в постель. Женщин он, разумеется, презирает, это оправдывает его в собственных глазах.
— Но допустим, он попал в беду — большую беду. Стал бы он лгать, чтобы выкрутиться?
— Смотря в каком случае,— раздумчиво ответила Дженни.— Человек он совершенно аморальный. Но не трус. И у него есть чувство собственного достоинства и чисто мужское высокомерие. И еще сохранились остатки школьной и полковой этики. Не уронить свою честь.
— Ты хочешь сказать, он скорее соврет, чтобы выручить другого, чем ради собственного спасения?
— Да. Если этот другой — мужчина, товарищ.
— Или брат?
Глаза Дженни широко раскрылись.
— Что ты имеешь в виду?… Впрочем, если не хочешь, не говори.
— Ты как-то говорила, что они с Элвином недолюбливают друг друга. Ты все еще такого же мнения? Он ненавидит Элвина?
— Нет, я бы сказала, дело обстоит наоборот. Конечно, жить с Элвином не сладко. Но я полагаю, что он все еще дорожит семейной солидарностью. Не посрамить имя Картов. В сущности, он не слишком умен.
— Значит, он мог бы солгать для сохранения фамильной чести? А чтобы погубить врага?
— При исполнении служебного долга — если бы он был, например, разведчиком или сотрудником секретной службы, думаю, да, солгал бы не раздумывая.
— А для того, чтобы расправиться с личным врагом?
— Нет. Это было бы нарушением его кодекса чести.
— Пошел бы он на ложь ради собственной выгоды, ради денег?
— О Боже! Какой трудный вопрос!— Дженни взъерошила ручкой черпака свои перистые волосы.— По зрелом размышлении я сказала бы: нет. Он привык к легкой жизни как потомственной привилегии своего класса, вот почему он и ему подобные без зазрения совести залезают в долги. Деньги для него нечто вроде женщин: пользуешься ими, получаешь удовольствие, но в глубине души презираешь.
— Не противоречишь ли ты самой себе? Ты только что сказала, что он не побрезгует никакой ложью, чтобы затащить женщину в постель. Значит, он не погнушается солгать и ради денег, которые презирает так же, как женщин.
— Возможно. Не знаю. Смотря на какую ложь ему придется пойти. Но если тебе нужен пример человека, готового на любую ложь, любую подлость ради денег, то это Роналд Пейстон. У них в деловом мире считается вполне этичным надувать своих конкурентов.
— Ага,— сказал я и пошел звонить по телефону. Инспектор Райт сидел в «Глотке винца», где он остановился. Он сказал, что поужинает, кое-что запишет и зайдет к нам.
Пришел он около девяти. Почти целый час он слушал меня с неослабным вниманием, даже не моргая. Я вкратце изложил ему свою новую трактовку всех событий, происшедших в Нетерплаше, рассказал и о сегодняшних разговорах с Элвином и Берти. Один из них обронил фразу, которая изобличила его как автора розыгрышей, но это лишь мое личное убеждение, а не прямое доказательство. Другой снабдил меня рычагом, с помощью которого я могу устранить непреодолимое, казалось бы, препятствие с пути моих логических рассуждений. Чтобы меня не приняли за одного из тех пронырливых, всезнающих сыщиков-любителей, которые в детективных романах неизменно затыкают за пояс профессионалов, спешу уточнить, что свое импровизированное сообщение я сделал по просьбе самого инспектора Райта.
— Я склонен согласиться с вашими заключениями,— сказал он.— Но пока мы не установим, откуда взята кислота, было бы преждевременно… Я бы не хотел спугнуть дичь, мистер Уотерсон.
Зазвонил телефон. Я снял трубку. Это был Чарли Максвелл. Инспектор Райт еще у меня? Я подозвал инспектора к телефону и вернулся к себе в кабинет. Вскоре туда пришел и инспектор.
— Чарли поймал Берти на краже со взломом.
— Что? В Замке?
— Да, в кабинете Пейстона. Берти похитил подписанное им долговое обязательство и хотел удрать.
15. ДЖОКЕР И ВСЯ КОЛОДА
Райт велел Чарли Максвеллу отвести задержанного в «Пайдал», туда же отправился и Роналд Пейстон. Разумеется, не как конвойный — вздумай Берти бежать, от Роналда было бы мало проку. Не сомневаюсь, что Берти при желании мог легко справиться с обоими; примечательно, что побег не входил в его планы.
Через пять минут Райт и я вошли в кабинет Элвина, где уже собралось много народу. Элвин Карт полулежал на потертой кушетке, Берти сидел на полу у его ног, он встретил меня насмешливым взглядом. Окно было почти закупорено тушей задыхающегося от жары Чарли Максвелла. Роналд сидел за бюро справа от двери, рассматривая свои ногти. Перед моим приходом они, видимо, все молчали.
— Как раз вовремя,— сказал Пейстон.— Арестуйте этого человека, инспектор, и мы пойдем спать.
— И какое предъявить ему обвинение, сэр?
— В краже со взломом.
— Ха-ха!— сказал Берти.— Я прошел через стеклянную дверь в вашем кабинете, она была открыта.
— Он что-то выкрал из моего стола,— продолжал Пейстон, словно не замечал Берти.— Что он там спер, Чарли?
Вытащив вонючую трубку изо рта, Максвелл протянул патрону листок бумаги. Роналд стал читать, сдвинув брови и беззвучно шевеля губами,— привычка, особенно мне ненавистная.
— Что это за бумаженция? Я никогда не давал вам денег. С таким же успехом я мог бы спустить их в унитаз.
— Это вы теперь так говорите. Очень великодушно с вашей стороны — простить мне долг. Я могу порвать обязательство?
Райт быстро встал между ними и завладел листком.
— Почему же эта бумага лежала в вашем столе, мистер Пейстон?
— Ее никогда там не было. Тут какая-то непонятная игра.
— В таком случае у нас нет оснований предъявлять ему обвинение.
— Можете обвинить его в убийстве моей жены.
— У вас есть доказательства, чтобы подкрепить это новое обвинение, сэр?
— Да нет у него ничего,— вмешался Элвин, его голос дрожал от плохо скрываемой тревоги.— Это просто смехотворно… И что-то я не помню, чтобы приглашал вас к себе, мистер Пейстон.
— Помолчи, Эл. Я разъясню ему, в чем состоит моя игра.— Берти сел верхом на стул и положил руки на спинку. С совершенно невозмутимым лицом он повторил ту же историю, что рассказывал мне утром. Тем временем в кабинет вошел сержант, который приехал с инспектором Райтом. Духота стала просто невыносимой.
— Вот я и хотел забрать свое долговое обязательство,— заключил Берти,— пока нашего Рона не упекли в тюрягу.
— Вы всерьез утверждаете, что не давали столь важных показаний по делу об убийстве, чтобы скрыть свой долг?— спросил Райт.
— Этот ублюдок врет!— закричал Роналд, и его лицо приобрело желтоватый оттенок.— Я и в руки не брал чехольчика. Я…
— Но у вас был доступ к синильной кислоте, сэр.
— Я никогда и не отрицал.
— И вы привезли немного кислоты, чтобы выморить ос,— продолжал Райт.— Так показал ваш старший садовник. Но он не использовал кислоту.
— Я же вам все это объяснял.— Роналд был вне себя от бешенства.— Мой садовник побоялся использовать ее. А потом пузырек исчез.
Все это было для меня новостью. Почему Райт утаил это от меня?
— Но Элвин Карт знал, где хранится кислота.
— Да,— сказал Берти,— вы потрудились предупредить его, чтобы впоследствии можно было доказать, что он знал, где ее раздобыть. Какая же вы мразь!
— Успокойтесь, джентльмены, успокойтесь.— Глаза Райта так и метались между Берти и Роналдом — заметно было, что чем жарче перепалка, тем интересней она для него.— Мы отклонились от темы. Мистер Карт утверждает, что забрал свое долговое обязательство из стола мистера Пейстона. Последний, однако, отрицает существование такого долгового обязательства; если он говорит правду, это означает, что мистер Карт положил обязательство в стол, а не выкрал его.