- Прости, Анита, я не знал. Я...
- Ты просто не думал. Отлично. А теперь скажи, зачем это представление в голом виде? В чем дело, Ричард?
- Ты видела драку этой ночью. Видела, что я сделал, что могу делать.
- Частично.
Он покачал головой:
- Ты хочешь знать, почему я не убиваю? Почему всегда останавливаюсь в последний момент?
Взгляд у него стал дикий, отчаянный.
- Скажи, - тихо попросила я.
- Потому что меня это радует, Анита. Радует ощущение рук - когтей, рвущих чужую плоть. - Он обхватил себя руками. - Вкус свежей горячей крови возбуждает. - Он сильнее потряс головой, будто пытаясь стереть это чувство. - Я хотел разорвать Себастьяна на части. Я это чувствовал как зуд в руках, в плечах. Мое тело так же хотело убить его, как я хочу тебя.
Он обнимал себя за плечи, но тело его говорило само за себя. Мысль об убийстве Себастьяна его возбудила - в буквальном смысле слова.
Я проглотила застрявший в горле ком.
- И ты боишься, что, если сдашься и убьешь, тебе это понравится?
Он глядел на меня, и в глазах его был страх: страх, что он монстр, что я права, не прикасаясь к нему, не разрешая ему прикасаться к себе. С монстрами не трахаются - их убивают.
- А ты радуешься, когда убиваешь?
Мне пришлось подумать секунду или две. Потом я показала головой:
- Нет, меня это не радует.
- А какое же тогда чувство?
- Никакого. Я ничего не чувствую.
- Но какое-то чувство должно быть?
Я пожала плечами:
- Облегчение, что убита не я. Триумф - что я была быстрее, точнее. Я, снова пожала плечами. - Ричард, мне нетрудно убивать. Просто нетрудно и все.
- А когда-то было трудно?
- Да, было.
- А когда стало нетрудно?
- Не знаю. Не первая смерть и не вторая, но когда доходит до того, что всех уже не помнишь... тебя либо это перестает беспокоить, либо ищешь себе другую профессию.
- А я хочу, чтобы мне это было трудно, Анита. Убийство должно значить больше, чем кровь, возбуждение или даже выживание. Если это не так, то это плохо, а мы - просто звери.
На эту мысль его тело тоже отреагировало и не сочло ее возбуждающей. Он казался очень незащищенным и испуганным. Я хотела попросить его одеться, но не стала. Он вполне намеренно решил остаться голым, будто чтобы раз и навсегда доказать, что я не хочу его - или что хочу.
Я не очень люблю испытания, но в его глазах был такой страх, что собачиться было бы трудно. Он отошел и встал перед кроватью, потер плечи руками, будто от холода. Был май в Сент-Луисе, и холодно ему не было. По крайней мере в смысле температуры воздуха.
- Вы не звери, Ричард.
- Откуда тебе знать, кто я?
Я знала, что этот вопрос он скорее обратил к себе, а не ко мне.
Я подошла к нему, вынула "файрстар" из-за пояса и положила на ночной столик рядом с лампой. Ричард смотрел на меня настороженными глазами, будто почти ожидал, что сейчас я сделаю ему больно. Я собиралась по всей возможности этого избежать.
Я коснулась его плеча, легко, там, где он его потирал. Он застыл.
- Ты - один из самых высокоморальных людей, которых я в жизни видела. Ты можешь убить Маркуса и не стать при этом бешеным зверем. Я это знаю, потому что знаю тебя.
- Габриэль и Райна убивают, и вот они такие, как они есть.
- Поверь мне, Ричард, ты не такой.
- А что, если я убью Себастьяна и Маркуса, и мне это понравится? Лицо Ричарда исказилось, от ужаса при этой мысли.
- Может быть, тебе это будет приятно. - Я крепче стиснула его руку. Но если и так, это не позор. Ты такой, как есть, - ты этого не выбирал. Оно само тебя выбрало.
- Как же ты говоришь, что это не позор - радоваться, когда кого-то убил? Я знаю, как это бывает: мне приходилось охотиться на оленей. Я люблю погоню, момент убийства, люблю есть теплое мясо.
Как и раньше, эта мысль возбудила его. Я старалась не отводить глаз от его лица, но это отвлекало.
- Каждый заводится от своего, Ричард. Я слыхала и похуже, да и видала похуже.
Он поглядел на меня, будто хочет поверить и боится поверить.
- Хуже этого?
Он отпустил собственную руку и поднес ладонь к моему лицу. Сила потекла по моей руке к плечу, я не смогла сдержать судорожного вздоха. И только силой воли заставила себя не убрать руку с его руки.
У него удлинились пальцы, стали неимоверно тонкими. Ногти превратились в массивные когти. Это была не волчья лапа, а его собственная, только с когтями. Ничто другое не изменилось, только эта рука.
Мне стало трудно дышать - не по тем причинам, что раньше. Глядя на когтистую лапу, я впервые поняла, что Ричард прав. Смотреть, как у него кости растягиваются и щелкают, - это меня пугало, вызывало отвращение.
Руку я не убрала, но дрожала. Когда я заговорила, голос тоже дрожал.
- Однажды я видела, как такое делает Райна. Я думала, это не всякий может.
- В нашей стае - только Райна, Маркус и я. Мы можем частично перекидываться по собственному желанию.
- Это так ты ночью проткнул Себастьяна?
Он кивнул, не отводя от меня глаз. Я старалась ничего не показать, но то, что Ричард уже увидел, было достаточно. Он отвернулся от меня, и мне не надо было смотреть ему в глаза, чтобы понять, как он уязвлен.
Я схватила его за руку, обхватив пальцами эти удлиненные тонкие кости. Под кожей были мускулы, которых никогда не было в руке Ричарда. Мне стоило крайнего напряжения сил не разжать руку. Держаться. Вообще касаться ее. От этого усилия я дрожала и не могла смотреть в глаза Ричарду. Я не доверяла себе - он может там увидеть, что я чувствую на самом деле.
Он другой рукой взял меня за подбородок.
- Я ощущаю твой страх, и мне это нравится. Понимаешь? Нравится.
Мне пришлось прокашляться.
- Я это вижу своими глазами.
У него хватило такта покраснеть. Он медленно нагнулся поцеловать меня. Я не пыталась ему помешать, но и помогать тоже не стала. Обычно я вставала на цыпочки ему навстречу. А сейчас я стояла слишком перепуганная, чтобы двинуться, Ричард нагибался ко мне, длинная рука с тонкими пальцами, которую я держала, сомкнулась у меня на предплечье, легонько поглаживая.
Я напряглась, и меня окатило его силой. Я держалась за руку Ричарда, пока кости и мышцы возвращались на место. Меня трясло от напора его силы.