- Потому-то у вас это так хорошо получается.
Он кивнул, почти что поклонился:
- Совершенно верно. - Жан-Клод глянул вперед. - Нам сейчас выходить в море репортеров, ma petite. Вы не могли бы убрать пистолет? Боюсь, что пресса сочтет его несколько экстравагантным.
- Пресса? Местные репортеры?
- Да, местные.
- Жан-Клод, что вы от меня скрываете?
- Когда откроется дверь, ma petite, возьмите меня под руку и улыбнитесь, пожалуйста.
Я нахмурилась:
- И что будет?
- Вы будете представлены миру.
- Жан-Клод, что у вас на уме?
- Это не у меня, ma petite. Я не настолько люблю свет славы. Совет вампиров выбрал меня в качестве представителя для прессы.
- Я знаю, что вам пришлось выйти к местным вампирам из гроба, когда вам последний раз бросали вызов, и вы победили, но не опасно ли это? Я помню, что вы притворялись главной шестеркой некоего таинственного Мастера. Это хранило вас от вызовов извне.
- Почти все Мастера используют подставную лошадь, ma petite. Это уменьшает число вызовов и людей-убийц.
- Я все это знаю, так зачем вам выходить на люди?
- Совет считает, что излишняя келейность дает козыри нашим противникам. Тем из нас, кто годится на корм репортерам, было приказано выйти на свет.
- Как - на свет?
- Спрячьте пистолет, ma petite. Сейчас швейцар откроет дверцу, и на нас уставятся телекамеры.
Я глянула сердито, но убрала "сикамп" в сумочку.
- Во что вы меня втравили, Жан-Клод?
- Улыбайтесь, ma petite, или хотя бы не хмурьтесь.
Дверь распахнулась раньше, чем я успела хоть что-то сказать. Ее держал человек в смокинге. Вспышки блицев ослепили, и я знала, что глазам Жан-Клода они куда неприятнее, чем моим. Он, улыбаясь, протягивал мне руку. Если он выдерживает столько света, не мигая, я могу вести себя прилично. Поругаться можно будет потом.
Я вышла из машины и была рада, что держусь за руку Жан-Клода. Вспышки замелькали миниатюрными солнцами отовсюду. Толпа подалась вперед, в нас тыкали микрофонами, как кинжалами. Не держи он меня за руку, я бы прыгнула обратно в лимузин. Сейчас я только придвинулась ближе к Жан-Клоду, чтобы удержаться на ногах. Черт побери, куда девались распорядители?
Какой-то микрофон чуть не ткнулся мне в рот. Слишком близко завопил женский голос:
- Каков он в постели? Или это в гробу?
- Чего? - спросила я.
- Каков он в постели?
Секундная почти тишина, все ждали моего ответа. Я не успела открыть рот и сказать что-нибудь соответствующее, как возник Жан-Клод, изящный и непринужденный, как всегда.
- Мы не рассказываем о поцелуях, данных и полученных, не так ли, ma petite?
Такого сильного французского акцента я никогда еще от него не слышала.
- Ma petite - это вы так ее называете? - спросил мужской голос.
- Оui, - ответил Жан-Клод.
Я посмотрела на него, а он наклонился, будто целуя меня в щеку, и шепнул:
- После будете испепелять меня взглядом, ma petite. Сейчас здесь повсюду камеры.
Я хотела ему сказать, что мне наплевать, но это было не так. То есть я думала, что мне не наплевать. Я была как кролик, попавший в свет фар. Выскочи сейчас убийца с пистолетом, я бы так и стояла столбом. Эта мысль помогла мне овладеть собой и снова начать думать. Я пыталась разглядеть, что там за прожекторами, микрофонами, диктофонами, видеокамерами. На камерах я разглядела эмблемы по крайней мере двух крупных телесетей. Черт возьми.
Жан-Клод отбивался от вопросов как профессионал, улыбчивый, изящный просто обложка журнала, а не вампир. Я улыбнулась, прильнула к нему, встав на цыпочки, прижалась губами к его уху почти вплотную, хоть лизни, зато микрофоны теперь меня не услышат. Это было и кокетливо, и ребячески, но ладно, ничто не совершенно. И я шепнула:
- Уведите меня отсюда, а то я вытащу пистолет и сама проложу себе дорогу.
Он засмеялся, и этот смех как меховая подкладка прошел по моей коже, теплый, щекотный и в чем-то непристойный. Репортеры заохали и заахали. Я подумала, не действует ли смех Жан-Клода в записи или в трансляции. Мысль пугала.
- Ах ты шаловливая девочка, ma petite!
- Никогда больше так меня не называйте! - яростно шепнула я.
- Прошу прощения.
Он улыбнулся, помахал рукой и повел меня сквозь толпу репортеров. Два швейцара-вампира пошли помогать нам пробиться. Оба они были крупные, мускулистые, и ни один из них не был мертв давно. У них были розовые щеки и почти живой вид, значит, уже на ком-то сегодня подкормились. Да, но и Жан-Клод тоже. Мне все труднее становилось осуждать монстров.
Дверь открылась, мы вошли внутрь. Тишина - это было чудесно. Я повернулась к Жан-Клоду:
- Как вы смели вот так выставить меня на прессу?
- Это не подвергло вас опасности, ma petite.
- А вам не пришло в голову, что, если я выберу Ричарда, а не вас, мне может не захотеться, чтобы все знали, как я встречалась с вампиром?
Он чуть улыбнулся:
- Достаточно хорош, чтобы встречаться, но недостаточно, чтобы объявить об этом публично?
- Мы ходили куда угодно - от симфоний и до балетов. Я не стыжусь вас.
- Правда? - Улыбка исчезла, сменившись чем-то другим, если не злостью, то чем-то похожим. - Отчего тогда вы сердитесь, ma petite?
Я открыла рот - и закрыла. Дело в том, что я предпочитала не объявлять обо всем этом публично, поскольку, очевидно, никогда не верила, что могу выбрать Жан-Клода. Он - вампир, мертвец. В этот момент мне стало ясно, насколько я все же полна предрассудков. Он был вполне хорош, чтобы встречаться с ним. Держаться за руки, может быть, и немного больше. Но существовал предел, точка, где я всегда сказала бы "стоп", потому что он труп. Красивый труп, но вампир есть вампир. Влюбиться в него по-настоящему невозможно. И секс с ним иметь нельзя - никоим образом. Одно правило Жан-Клода насчет встреч с обоими ребятами я нарушала все время. Я не давала Жан-Клоду тех шансов, которые давала Ричарду. И теперь, когда все это попало в национальное телевидение, кот вылез из мешка. Меня смутило, что кто-то может подумать, будто я встречаюсь с ним на самом деле. Что будто я неровно дышу к ходячему мертвецу.
И мою злость смыло сознание, что я - лицемерка. Не знаю, сколько из этого выразилось у меня на лице, но Жан-Клод склонил голову набок:
- Мысли витают вокруг вашего лица, ma petite, но что за мысли?