– Этот тоже почему-то вышел, – проронил Жопес, пытаясь просверлить взглядом закрывшуюся за моей спиной дверь.
– Значит, так надо, – улещивал его Шрико голосом домашнего лекаря.
– Какие-то еще подозрения! Бред! – возмущенно прокукарекал Жопес.
Беседа наедине затягивалась. Жопес начал изнывать, затем не на шутку встревожился.
– Пора бы ему уже, – сказал я и посмотрел на часы.
– Что значит, пора?! На что вы намекаете?! – тут же взорвался Жопес.
Наконец, Таня Павлинова грациозно выплыла из кабинета. Следом двигался Джаич. Жопес мигом бросился к ним.
– Теперь я вправе поинтересоваться, о каких подозрениях идет речь?
– Пока ничего конкретного вам сказать не могу.
– А мне? – поинтересовался Шрико.
– Вам тоже.
Еще бы!
Шрико разочарованно вздохнул.
– Безобразие! – воскликнул Жопес.
Затем схватил Павлинову в охапку и поволок к двери.
– Ты ее там случайно не изнасиловал? – осведомился я.
– Почему ты так решил?
– Когда она выходила, у нее был слишком довольный вид.
– Она сама кого хочешь изнасилует, – подал голос Шрико.
– И давно она у Тухера?
– У кого?
– Ну, у Жопеса.
– А, недавно. Думаю, недели три.
– Занятная особа, – загадочно произнес Джаич, и я подумал, что он ее или она его – суть не так важно.
После моего доклада полуголым "голым пистолетам", ошалевшим от подобного развития событий, – еще бы! вместо заурядного хулиганства постоянно растущая гора трупов, – мы с Джаичем отправились в ресторан.
Откровенно говоря, я совершенно не разделял воодушевления Джефферсона и КН. Дело приобретало все более угрожающий оборот. В наличии имелось уже двое убитых, не считая парижан, а следствию не удалось продвинуться ни на шаг. Напротив, количество версий неудержимо росло, а за деревьями, как говорится, леса не видно.
Ресторанчик оказался так себе, не чета "Блудному сыну". Мы заказали по порции говяжьей вырезки и салат. Джаич большими кружками послощал пиво.
– Версий много, – начал я, – но все же наиболее впечатляющей выглядит версия КГБ. На втором месте – моя, с маньяком.
– КГБ здесь ни при чем, – отрезал Джаич.
– Ну да, конечно! Другого я от тебя и не ждал. Разумеется, можно отбросить версию КГБ как самую взрывоопасную и создавать перед семьей Сосланд видимость активной деятельности. Но эдак всех берлинских антикварщиков перещелкают одного за другим. Тогда уж лучше сразу расписаться в своей полной беспомощности.
– Это не КГБ, – стоял на своем Джаич.
– Разрешите полюбопытствовать, откуда такая непоколебимая уверенность?
– Комитет никогда не станет заниматься подобным маразмом. Появись у них интерес к вывезенным из страны ценностям, они бы инсценировали ограбление, а не стали бы поливать их из аюрозолевых баллонов. Какой смысл?
– Ага, значит, ты все-таки признаешь, что наиболее вероятной причиной происходящего является чей-то интерес к предметам, вывезенным именно из России. Ведь в антикварных магазинах продаются отнюдь не только они.
– Но православные иконы есть практически у каждого. А помимо этого, фаянс, фарфор, книги, раритеты. Скажем, у Бенеке недавно было несколько писем Алексея Толстого, а у Ризе имеется скрипка работы мастера Батова.
Всей этой информацией его, разумеется, снабдил Шрико.
– Ты понимаешь… – Я отсек от своей вырезки приличный ломоть и усердно заработал челюстями. – Конечно, в данных действиях смысл уловить нелегко, но не мне тебе объяснять, что КГБ – организация архихитрая и изощренная. Догадаться об истинных мотивах их поведения вообще не всегда возможно.
– Кто бы мог подумать, – иронически отозвался Джаич. Вокруг него уже клубилось облако "Партагаза".
– Не вижу ничего хорошего, если расследование пострадает из-за твоей хронической привязанности к этой организации, – настаивал я. – Ты даже не хочешь рассмотреть всерьез эту возможность, хотя, пожалуй, только КГБ под силу подобные манипуляции с замками и сигнализацией.
Я посмотрел на него с вызывом. Последний довод представлялся мне достаточно веским.
– Как ты думаешь, кто такая Таня Павлинова? – неожиданно поинтересовался Джаич.
– То есть как это кто? Любовница Жопеса. Хотя теперь, возможно, не только его.
– Очень ценное дополнение, – сказал Джаич и отхлебнул пива. – Я познакомился с ней много лет назад под Витебском. В одной из спецшкол КГБ.
Я разинул рот. Вот уж чего-чего, а этого я не ожидал.
– Разумеется, ты понимаешь, что пока это не для сумасшедших "пистолетов". Я и тебе доверился только оттого, что, возможно, в ближайшее время нам предстоит совместно рисковать жизнью.
– Значит, ты уже знаешь,в чем тут дело? – уточнил я.
– Ни черта я не знаю! Знаю только, что КГБ здесь ни причем, поскольку они сами обеспокоены случившимся. Они предполагают, что против них готовится какая-то широкомасштабная провокация.
– И поютому Павлинова сделалась любовницей Жопеса?
– Приблизительно. И настоящая фамилия ее, разумеется, не Павлинова.
– А какая?
– Не твое дело.
– М-да…
Какое-то время я занимался одновременным перевариванием пищи и информации
– Ну тогда остается моя версия с маньяком. Не имеешь ничего против?
– Не буду иметь, если объяснишь, каким именно образом у маньяка оказался пистолет прапорщика Никодимова.
– Он ему его продал. Дело в том, что маньяком вообще может быть выходец из России. И он мстит за то, что антикварщики способствуют вывозу культурных ценностей за рубеж. Надеюсь, ты обратил внимание, что и в Париже и здесь жертв не убивают – их казнят.
– В Париже – да. Здесь же подобное известно пока только в отношении Бенеке. И то исключительно со слов Пауля фон Лотмана.
– Не сомневаюсь, что все это подтвердится.
– Тогда твоя версия будет иметь право на существование.
– Ах, какой добрый дядя! – не выдержал я. – Единственная версия, которая почти все объясняет. Может быть, у тебя имеется другая?
– Конечно, – Джаич изо всех сил старался казаться невозмутимым. – Мне, например, больше понравилось предположение Марка Немировского, что это дело рук одного из конкурентов. Во-первых, как заметила еще фрау Сосланд, злоумышленник хорошо разбирается в антиквариате, во-вторых, именно в данном случае нет смысла что-либо воровать, поскольку реализовать это все равно не удастся. Напротив, взятое явилось бы потенциальной уликой. Задача здесь может быть только одна – запугать конкурентов до смерти и завоевать рынок.
– Он их не запугивает до смерти, а применяет для этого огнестрельное оружие.
– Ну, это когда менее эффективные меры не приносят результата.
– Тогда встречный вопросик, – я насадил на вилку очередную порцию вырезки. – Каким именно образом пистолет прапорщика Никодимова оказался у нашего гипотетического кровожадного антикварщика?
– А кто тебе сказал, что он у него оказался? Антикварщик мог нанять самого прапорщика Никодимова или Гунько. Или их обоих.
– Но, насколько я понял, Никодимов и Гунько дезертировали совсем недавно. Как они могли умудриться устроить разборку в Париже?
– В Париже исполнители были другими. Заказчик – тот же.
– Хорошо, тогда нам остается выяснить, кто из антикварщиков торгует и в Берлине, и в Париже. И дело в шляпе. Насколько я помню, из таковых имеется только Барбара Штилике. Но у меня сложилось впечатление, что это мелкая сошка. Если, разумеется, за ней никто не стоит.
– Видишь ли, не исключен вариант, что этот некто работает пока что только в Берлине, или только в Париже, а, возможно, к примеру, и только в Вене. И заблаговременно готовит для себя повсюду благоприятную почву.
– Ну, тогда задача практически неразрешимая. Пойди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что. Маньяка было бы выловить гораздо проще. Советую принять мою сторону.