– Итак?
– Изволь… – Дервиш сделал минутную паузу. – Только запомни, что ты сам этого хотел. Его зовут Ромуальдо Нуньес. Он входит в руководство мощного синдиката, по своему влиянию не уступающего Медельинскому картелю.
– Где находится их штаб-квартира?
– В Гондурасе.
Значит, вот где пролегает загадочная страна Маргиб! Гондурас! Хорошенькое начало!
– Зачем ему понадобилось убивать антикварщиков?
– Не только ему, нам всем понадобилось. Славянский, в первую очередь, русский антиквариат – это наш совместный бизнес. А в последние годы антикварщики наладили прямые каналы и начали оказывать нам серьезную конкуренцию.
– Кому это "нам"? "Фокстроту"?
Дервиш взвыл:
– Изабель! Сука!
– К Изабель мы еще вернемся, – пообещал я. – Лучше расскажи, зачем это вам понадобилось пробираться в магазины и поливать лучшее из того, что там находилось, аюрозолевыми красителями?
– Ромуальдо так хотелось. Он немного чокнутый. Ему хотелось дать антикварщикам последний шанс одуматься. этакий эффектный жест. Подобные выходки дают ему основание утверждать, что он де человек доброй воли. К тому же он, естественно, терпеть не может полицию, а головоломка с проникновением в магазины и красителями по его замыслу должна была здорово попортить им кровь.
– Неужели вы решили объявить войну всему миру антикварщиков?
– По крайней мере, большей его части. Почему бы и нет, собственно?
– Откуда взялось название "культурно-криминальная группа "Фокстрот"?
Дервиш усмехнулся, затем перевел взгляд на моих фантомов.
– Кыш отсюда! – сказал он.
В ответ Тролль пальнул в него из своего чудовищного револьвера.
– Не отвлекайся, – потребовал я.
– Когда-то мы танцевали с Изабель. И хоть это был обыкновенный фокстрот, она кричала мне: "…мой Нуриев …мой Барышников"… С тобой ничего подобного еще не было?
Мне вспомнилось: "мой Аладдин", но я не собирался обсуждать эту тему с Дервишем.
– Продолжай, – приказал я.
– Потом мы поспорили. Она считала, что наша группа по определению является криминальной. Ей так больше нравилось. А я утверждал, что группа в первую очередь культурная, поскольку плоды ее деятельности – пропаганда русской культуры на Западе. В итоге мы достигли компромисса, и, поскольку в тот момент танцевали фокстрот, так и назвали ее – культурно-криминальная группа "Фокстрот".
– Где это было?
– В Париже.
– Когда?
– Полтора десятка лет назад. Ей было тогда восемнадцать.
– Вы ведь не были иммигрантом.
– Верно, но я часто выезжал за рубеж на гастроли. И не только я, многие из нашей группы имели такую возможность.
Раздался стук в дверь. Я вышел в коридор и осторожно поинтересовался, кто это.
– Горбанюк, – послышался голос.
Я открыл. Горбанюка сопровождал тот самый шофер, который вез нас из аюропорта на БМВ и о существовании которого я успел уже позабыть. Они принесли с собой огромный футляр то ли от байдарки, то ли от каною, то ли от какого-то гигантского электрооргана.
– Это еще что такое?
– Не можем же мы в открытую нести Джаича по лестнице. В машине мы его вытащим. У нас микроавтобус с наглухо зашторенными окнами.
– А куда вы его повезете?
– У меня есть знакомый в нашем военном госпитале. Заведующий хирургическим отделением.
Оказавшись в комнате, они остановились как вкопанные. На диване, будто мумия, восседал тяжело раненный Джаич, под окном на корточках – Дервиш, прикрученный скакалкой к батарее, на полу валялся пистолет с глушителем.
– Еханый бабай! – воскликнул шофер.
– Разрешите представить, – проговорил я. – Всемирно известный танцор Барри Амарандов.
Тот осклабился.
Горбанюк дико посмотрел на неподающего признаки жизни Джаича.
Шофер "Гвидона" поставил футляр на пол и открыл его. Затем мы попытались засунуть туда капитана КГБ. Ноги не помещались.
– Длинный, зараза! – выругался шофер.
Ноги пришлось подогнуть, и футляр закрылся.
– Он там хоть не задохнется? – поинтересовался я.
– Не успеет. Лишь бы дотянул до госпиталя, а там все должно быть О'кэй.
– А он что, живой еще? – вступил в разговор Дервиш.
– Да, – подтвердил я. – Сегодня не твой день, верно?
– Ну и везучий же этот сукин сын!
Горбанюк и шофер взгромоздили футляр с Джаичем себе на плечи и понесли вниз. Я поцеловал подвернувшуюся под руку Малышку и возвратился к Дервишу.
– Теперь об Изабель, – проговорил я. – Она имеет какое-то отношение к вашему бизнесу?
– Раньше имела самое непосредственное.
– А что случилось потом?
– Ромуальдо дал ей коленом под ее аппетитный задик. Да это и неважно. Ведь все, что ты хотел узнать, ты уже знаешь.
– Нет, не все, – спохватился я. – Я уверен, что среди антикварщиков у вас имеется осведомитель. Кто это?
– Давай сначала обсудим, что ты намереваешься делать со мной дальше. Я, конечно, мог бы уподобиться красавице из "Тысячи и одной ночи" и рассказывать все новые и новые сказки для того, чтобы выжить. Но у меня не столь богатое воображение, как у Шехерезады.
Я вздрогнул. Случайное ли это совпадение?
– Жаль, – сказал я. – Я люблю сказки из "Тысячи и одной ночи". В особенности, про Аладдина.
Он усмехнулся.
– Я бы начал так, – продолжал я. – Жил-был Дервиш – посланец злого волшебника из далекой страны Маргиб…
Дервиш продолжал усмехаться, и вдруг я с ужасом понял, что это отнюдь не реакция на мои слова. Потом за моей спиной послышалось деликатное покашливание, и хриплый голос с грузинским акцентом проговорил:
– Не поворачиваться, оружие на пол, иначе стреляю.
Мне даже сначала показалось, что это Бондо. Но, к сожалению, это был не Бондо, а Гоча Гуриели.
В этот момент я сидел на четвереньках перед Дервишем. Я отбросил "Бульдога" в сторону и поднялся. Гуриели держал в руках пистолет с глушителем, поднятый им с пола. Это бы еще ничего, но рядом стоял парень с "Макаровым" в руках, лицо которого мне показалось знакомым. Однако актером он не был, в этом я нисколько не сомневался.
Гуриели проверил пистолет и обнаружил, что тот разряжен.
– Где запасная обойма? – обратился он к Дервишу.
– У меня в кармане, – отозвался тот. – Развяжите меня.
Гуриели подошел к нему, нащупал в одном из карманов обойму и вставил ее в пистолет. И тут же всадил в Дервиша несколько пуль.
– Зачем? – удивился его напарник.
– Разве ты не понял, что он нас продал? – Гуриели выругался по-грузински. – Ладно, Дервиша мы захватим с собой, а этого кончай из "Макарова".
Черный зрачок пистолета поднялся и уставился на меня. И тут я понял, где я его уже видел. На фотографии в доме у прапорщика Белецкого!
– Гунько! – крикнул я, и парень от неожиданности вздрогнул. – Гунько, где Никодимов, Гунько?
– Кончай его, Гун, – сказал Гуриели.
– Нет, сначала я должен выяснить, откуда он меня знает.
– Нас заложил Дервиш. Неужели не понятно? Пока мы выполняли его задание, он нас здесь сдал. С потрохами!
– Но Дервишу ничего не было известно о Никодимове, – возразил Гунько.
– Ты уверен? – заинтересовался Гуриели. – А кто это такой?
– Мой кореш. Он сейчас в Боснии.
Они говорили, а я лихорадочно думал, как спастись. Малышка и Тролль остервенело палили из своих пушек, но теперь они помочь были не в состоянии . К сожалению, ни Гуриели, ни Гунько не обладали теми способностями, какими обладали Бобо и Дервиш.
Неожиданно за спиной у Гуриели я заметил Саймона. По своему обыкновению тот принялся подкрадываться к чужаку с тыла, не издавая при этом ни звука.
– Ладно, кончай его, – повторил Гуриели. – Черт с ним. Пусть уносит свои знания в могилу. Какая разница…
И здесь Саймон сделал прыжок. Гуриели ойкнул от неожиданности, выронил пистолет и схватился руками за задницу. Гунько перевел взгляд на него. Не теряя ни секунды, я схватил с журнального столика почти допитую бутылку "Метаксы" и что было силы треснул ею Гунько по голове. Тот рухнул на пол. Я рванулся вперед, оттолкнул Гуриели, пытавшегося в этот момент сбросить с себя Саймона, и кинулся вон из квартиры.