Зато правду.
Я хочу тебя, Ричард, и ты это знаешь.
Жан-Клода ты тоже хочешь, так что это не очень лестно. Ты говоришь, чтобы я убил Маркуса, будто это легко. Ты считаешь, что это будет легко, поскольку он монстр или поскольку я монстр?
Ричард... – Спор завернул туда, куда я не предполагала. Я не знала, что сказать, но что-то надо было. Он стоял передо мной, и на лице его высыхали слезы. Нагой и прекрасный, он все равно имел очень несчастный вид. – Я знаю, что тебе трудно будет убить Маркуса. И никогда не говорила, что это не так.
Тогда как же ты можешь меня к этому подталкивать?
Я считаю это необходимым.
Ты могла бы это сделать? Просто его убить?
Я задумалась на миг, потом кивнула:
Да, я могла бы.
И потом не переживала бы.
Я поглядела прямо в эти полные боли глаза и сказала:
Нет, не переживала бы.
Если ты говоришь всерьез, то ты еще больший монстр, чем я.
Да, думаю, ты прав.
Он потряс головой:
И тебе все равно, что ты отнимешь у человека жизнь? – Он рассмеялся, и смех прозвучал горько. – Или ты не считаешь Маркуса человеком?
Тот, кого я убила вчера, был человеком.
Ричард уставился на меня с новым ужасом в глазах.
И после этого ты спокойно спала?
Вполне прилично, если учесть, что ты послал в мою постель Стивена.
Странное выражение мелькнуло на его лице. Он на долю секунды о чем-то задумался.
Господи, Ричард, ты же достаточно хорошо меня знаешь!
Он опустил глаза.
Знаю. Просто я так тебя хочу, а ты все говоришь «нет». Я уже во всем сомневаюсь.
Черт возьми, я не собираюсь утешать твое самолюбие посреди ссоры! Ты послал ко мне Стивена, потому что злился. Сказал, что я буду его защищать. Тебе не пришло в голову, что я никогда не спала – имею в виду просто спать – в одной кровати с мужчиной?
А твой жених в колледже?
С ним у нас был секс, но ночевать он не оставался. И я хотела, чтобы, когда я в первый раз проснусь рядом с мужчиной, это был ты.
Прости, Анита, я не знал. Я...
Ты просто не думал. Отлично. А теперь скажи: зачем это представление в голом виде? В чем дело, Ричард?
Ты видела драку этой ночью. Видела, что я сделал, что могу делать.
Частично.
Он покачал головой:
Ты хочешь знать, почему я не убиваю? Почему всегда останавливаюсь в последний момент?
Взгляд у него стал дикий, отчаянный.
Скажи, – тихо попросила я.
Потому что меня это радует, Анита. Радует ощущение рук – когтей, – рвущих чужую плоть. – Он обхватил себя руками. – Вкус свежей горячей крови возбуждает. – Он сильнее потряс головой, будто пытаясь стереть это чувство. – Я хотел разорвать Себастьяна на части. Я это чувствовал как зуд в руках, в плечах. Мое тело так же хотело убить его, как я хочу тебя.
Он обнимал себя за плечи, но тело его говорило само за себя. Мысль об убийстве Себастьяна его возбудила – в буквальном смысле слова.
Я проглотила застрявший в горле ком.
И ты боишься, что, если сдашься и убьешь, тебе это понравится?
Он глядел на меня, и в глазах его был страх: страх, что он монстр, что я права, не прикасаясь к нему, не разрешая ему прикасаться к себе. С монстрами не трахаются – их убивают.
А ты радуешься, когда убиваешь?
Мне пришлось подумать секунду или две. Потом я покачала головой:
Нет, меня это не радует.
А какое же тогда чувство?
Никакого. Я ничего не чувствую.
Но какое-то чувство должно быть?
Я пожала плечами:
Облегчение, что убита не я. Триумф – что я была быстрее, точнее. – Я снова пожала плечами. – Ричард, мне нетрудно убивать. Просто нетрудно и все.
А когда-то было трудно?
Да, было.
А когда стало нетрудно?
Не знаю. Не первая смерть и не вторая, но когда доходит до того, что всех уже не помнишь... тебя либо это перестает беспокоить, либо ищешь себе другую профессию.
А я хочу, чтобы мне это было трудно, Анита. Убийство должно значить больше, чем кровь, возбуждение или даже выживание. Если это не так, то это плохо, а мы – просто звери.
На эту мысль его тело тоже отреагировало и не сочло ее возбуждающей. Он казался очень незащищенным и испуганным. Я хотела попросить его одеться, но не стала. Он вполне намеренно решил остаться голым, будто чтобы раз и навсегда доказать, что я не хочу его – или что хочу.
Я не очень люблю испытания, но в его глазах был такой страх, что собачиться было бы трудно. Он отошел и встал перед кроватью, потер плечи руками, будто от холода. Был май в Сент-Луисе, и холодно ему не было. По крайней мере, в смысле температуры воздуха.
Вы не звери, Ричард.
Откуда тебе знать, кто я?
Я знала, что этот вопрос он скорее обратил к себе, а не ко мне.
Я подошла к нему, вынула «файрстар» из-за пояса и положила на ночной столик рядом с лампой. Ричард смотрел на меня настороженными глазами, будто почти ожидал, что сейчас я сделаю ему больно. Я собиралась по всей возможности этого избежать.